Александр Домогаров: «Я очень люблю быть один»

Актер рассказал о работе над Ричардом III и личном счастье за высоким забором

Злодей, мерзавец, исчадие ада… Какими только эпитетами не наделяли шекспировского Ричарда III более чем за 400 лет существования пьесы. Он притягателен, коварен и умен. Бездна самопознания, мечта для любого артиста. Александр Домогаров болел этой ролью несколько лет, пока однажды не приручил ее в одноименном спектакле на сцене Театра им. Моссовета. Теперь он и есть Ричард, раскрывающий в спектакле не только личность кровавого монарха, но и самого себя. О привлекательности зла, одиночестве и границах между актером и зрителем Домогаров рассказал в интервью «МК».

Актер рассказал о работе над Ричардом III и личном счастье за высоким забором

«Ричард просто не давал мне покоя»

— Я знаю, что вы очень долго выбирали пьесу.

— Она не давала мне покоя 4 года. Я ее не выбирал, а говорил о ней. Материал вызывал у театра определенные опасения. И справедливо. Все это время мы ходили вокруг да около, пока не пришло время что-то делать. А после смерти Павла Осиповича (П.О.Хомский — художественный руководитель Театра им. Моссовета с 2000 по 2016 гг. — И.Н.) у меня даже желания репетировать не было. Вне театра вышло два спектакля. Про один говорить не хочу, а второй — «Сцены из супружеской жизни» Андрея Кончаловского во МХАТе им. Горького. Два сезона он пользовался определенным успехом. Несколько раз его смотрел наш директор Валентина Панфилова. И чувствовался немой укор — «на стороне делаешь, а у нас — нет».

Надо было что-то делать. Встал вопрос — кто поставит. Вот есть Чусова. Правда, я ничего не смотрел из ее работ, и мы не работали вместе. Но знал, что в нашем театре она поставила три спектакля. Потом уже пришел посмотреть «Великолепного рогоносца».

— То есть Нину Чусову вы предложили?

— Ну да. Потом мы долго разговаривали с ней в кабинете по поводу пьесы. Думали месяц где-то. Шарахались от одного до другого. И вдруг Нина приходит на очередное наше маленькое совещание и говорит: «Что мы ходим все вокруг да около. «Ричард III» озвучен давно». А я уже боялся что-то говорить — четыре года только о нем и думал. Нужен был такой толчок.

— Вы мечтали об этой роли?

— Как сказать… Такие персонажи — небесная составляющая для артиста. Гамлет, Макбет, Сирано де Бержерак… Как-то так получалось, что у меня всегда совпадали желания с действительностью. Хотя не всегда это положительно воспринималось театром. Как, например, в случае с Сирано. У людей скорее возникает образ другого человека, не меня. С Ричардом та же история.

Дело не во внешности: не в росте и хромоте. Тем более что официальные источники подсказывают нам: уродом-то он не был. Просто литературный образ, написанный Шекспиром, оказался гораздо ярче исторического прототипа. Мощнее, сильнее и художественно более сочно. Он был 190 см ростом, рубил сплеча правой и левой рукой, замечательно говорил по-французски, писал сонеты.

— Судя по последним исследованиям, и злодеяний таких не совершал.

— Да, все это спорно. Благодаря Шекспиру мы знаем, что Ричард всех подставил, предал, убил. А на самом деле на 90% детей убивал Тюдор, граф Ричмонд. Потому что надо было вытравить всех Йорков. Действительно, нашли два детских скелета 14 и 12 лет в Тауэре под лестницей. Но их смерть не на Ричарде, потому что трупы там появились после того, как Тюдоры встали у власти. Тем более Ричарду это было абсолютно незачем делать. Они же были незаконнорожденные и никакой угрозы не представляли. Такие персонажи, как Ричард, не дают мне покоя. Так же было с Нижинским.

— Расскажите.

— Я летел в самолете в Варшаву, где жил несколько лет. Проносили журнал «Искусство кино». Как сейчас помню, на обложке был Никита Сергеевич Михалков на коне. Там — пьеса «Нижинский». И она по структуре была очень схожа с тем, что мне предложил режиссер Андрей Житинкин. Тоже события, воспоминания Дягилева, отрывки из дневников. Как приземлились, звоню Андрею и говорю, что прочитал. Хотя только у него был переведенный экземпляр пьесы. Но я с ума сошел от прочитанного в самолете! Как можно 30 лет провести в психоневрологической лечебнице?! Мне это не давало покоя. Организм маниакально начинал жить только Нижинским. Я стал читать о нем, смотреть балет. Хотя никогда не был его приверженцем.

Здесь то же самое. Ричард просто не давал мне покоя. Зачем столько текста? А сколько сюжетных поворотов! Кто кому брат-сват, сын, пасынок? А какие там отношения, мотивы? А еще надо донести все до зрителей. Вычленить перспективу движения персонажа, чтобы они не запутались. Шекспир же писал хроники, историю королевской семьи. Как сериал. И мы смотрим финальную его часть, где важно все предыдущее. Вот спроси сейчас, кто такие Плантагенеты? В лучшем случае скажут, что это хищник такой. А война Алой и Белой Розы?

— Благо у вас в программке есть генеалогическое древо.

— Это помогает. Но совсем чуть-чуть. Нина максимально расчистила действие, сократила очень много. Кстати, «Ричард III» удостоен рекорда в Книге Гиннесса за самое большое количество слов у персонажа.

Фото: Сергей Петров

«Лично я пойду за таким злом и нехотя буду его оправдывать»

— После такой одержимости персонажем вы чувствуете схожесть между собой и Ричардом?

— Он же и есть я. Осип Мандельштам сказал: «В слове скрыта режиссура». Когда ты идешь по пьесе, то уже знаешь начало поступка и его финал. Этому соответствует определенный текст, который ты должен объяснить зрителю, мотив, описание действия, если его самого нет на сцене, и то, что из этого получилось. Если ты внимательно читаешь слова, то они сами подсказывают верное эмоциональное состояние. Но мое эмоциональное состояние — это состояние Домогарова, а не Иветты Невинной или рядом сидящих артистов. Поэтому, естественно, он — мой. И эта партитура поведения на сцене тоже моя: крик, шепот, слезы… Это все мое, домогаровское.

Но, с другой стороны, я никакого понятия не имею, что делал бы на его месте. И никто из нас не может себе это представить. Мы даже не понимаем, что они делят. «Отдай мне долг, и я исполню то, что ты просишь. Я убью детей», — произносит Бекингем. Ты можешь представить, о каком долге идет речь? Ричард пообещал ему графство Херефорд со всем, что там есть. А что для нас сейчас долг? Ну, квартира, машина. Ну, шесть машин… У нас в голове не укладывается, что речь идет о Беларуси с Украиной вместе взятых.

То есть, грубо говоря, я отдаю тебе Беларусь с Украиной, а ты идешь со мной. Я не знаю, как повел бы себя, оказавшись перед такой дележкой. У нас другие моральные ценности, понятие доброты, представления о предательстве. А что, если речь идет о короне? Для нас это железка. А тогда небольшой остров был владыкой полумира!

Поэтому «я есть в предлагаемых обстоятельствах» не очень получается. Приходится разбирать просто на составляющие. Что человека может заставить жениться на племяннице? Где грань?

— В нем вообще прельщает отсутствие этих граней.

— Да. Хотя сначала они есть: я нелюбим, мой труд забыт. Но зритель не виноват, что не читал. Это я понимаю, что Ричард сделал для короля и страны. Каждому его поступку есть объяснение. Но как заставить зрителя сочувствовать, ужасаться? Я бы очень хотел, чтобы Ричарда было жалко. Именно в глубоком значении этого слова. Чтобы у зрителя возникло странное ощущение, которого не должно быть ввиду всех ужасных деяний этого человека. Он — абсолютное зло. И оно всемогуще. У него нет слова «нет». Это у добра есть рамки, мораль. Тебя бьют — подставь другую щеку. А если ты сделаешь плохо злу, оно тебе ответит в тысячекратном размере. Если ты пошла на мои уловки — ты уже моя. И я сделаю с тобой все, что скажет мой исковерканный ум. А добро так не может. Оно скажет: «Ой, как здорово. Дайте еще зефирку». Поэтому лично я пойду за таким злом и нехотя буду его оправдывать.

— Почему нам всегда так интересна чернота в личности?

— Они безумно притягательны. У зла нет границ. Если признание в любви Ромео к Джульетте искренне, воздушно и писано высоким штилем, то с Ричардом другая история. Когда он признается в любви леди Анне, непонятно, где он врет. А если и так, то делает это «на сливочном масле», и она верит. Да, убил ее мужа и отца, да, кривой, косой, но он готов мир положить к ее ногам. Анне по пьесе лет 16. Когда воин, на котором регалий больше, чем доспехов, говорит, что все отдаст ради нее, разве можно не согласиться?

— А реального человека с таким набором качеств, как у Ричарда, можно искренне полюбить?

— Думаю, что да. Но придется подчиниться воле, оправдать и принять. Тогда эти пороки не будут такими страшными. Можно быть с чем-то не согласной в начале, но потом придется подавать патроны. Надо понять, что за человек с тобой рядом. Тогда и только тогда можно полюбить.

— В антракте я случайно подслушала разговор одной пары. Они сравнивали Ричарда с современными правителями России, Украины, Беларуси. Вы проводили такие параллели?

— Они волей-неволей напрашиваются. Но пьеса не о геополитике. И президент наш не тиран. А там именно тирания. Мы даже близко сейчас не можем понять, что это. Шекспир же показывает, какое возмездие ждет одержимых властью. Ричард — смерть, Макбет — смерть, даже Гамлет. Хотя его рвение к короне отодвинуто на второй план. Мы пытались провести параллели к сегодняшнему дню. Даже предвыборная кампания в спектакле выглядит похоже — листовки, микрофоны, агитация. Хотя в пьесе ни слова не изменено.

Фото: Сергей Петров

«Сам себе судья, адвокат и прокурор»

— Важно то, каким вас видит зритель?

— А кому это не важно?

— Ну, кто-то говорит, что ему плевать на общественное мнение.

— Врет.

— Читаете, что о вас пишут?

— Читал. Ну, как тебе сказать… Наплевать? Нет. Даже если совсем отойти от этого, все равно на глаза попадается. Меня дико бесит отношение людей, которые совершенно не знают, кто ты есть на самом деле. Все же приходят в этот мир открытыми. Мы не понимаем, что такое зло, предательство в глобальном смысле. А тебе, артисту, просто ломают хребет за то, что ты, может, и не делал. Потом создаются мифы, которые благодаря вашей четвертой власти курсируют. А ты всем доказываешь, что вовсе не рыжий.

— Можно не обращать на это внимание?

— Мне часто так говорили. Но все равно задевает. Близкий человек никогда плохого о тебе не напишет, но те, кто тебя не знают, готовы распять. И таких 99%. Когда люди говорят «мне наплевать», это не так. Отсюда заслонки все больше, а стены все выше. Чем старше становишься, тем реже ты подпускаешь к себе. Особенно в нашей профессии.

У меня был спектакль о великом английском актере, где он читает монолог о зрителе. Не дословно это звучит так: «Я не очень вас люблю. По одной простой причине — вы ждете чуда. Но если его не получите, вы первые меня затопчете. А я не чудо. Я другой». А почему вы так реагируете? На нас написано, что мы следуем 12 заповедям? Я, как любой человек, просыпаясь, уже нарушаю все на свете. Но только в 57 лет приходит понимание, что понравиться всем невозможно. Это в 30 еще кажется, что можешь. И тебя продолжают ранить.

— Потом приходишь домой, как побитая собака, закрываешься на семь засовов… В недавнем интервью вы как раз сказали: «Дом — страшная штука для меня. Я живу за высоким забором с двумя собаками. И, находясь там больше двух дней, он меня не выпускает». Почему так?

— Он меня обволакивает. Может, потому что я Рак по гороскопу и мне нужна ракушка. Это открылось лет 14 назад. Когда есть перерыв между делами дня в 3–4, поначалу я еще рыпаюсь. Во второй день уже думаю: «Может, почитать что-то? Да и не хочется…» На третий начинаю с домом разговаривать. Мол, ты что делаешь? А он своей мягкой лапой укладывает на диван. И думаешь потом, почему на нем ты спишь лучше, чем в собственной спальне.

— Не чувствуете себя одиноким?

— Одиночество — в пещере, на необитаемом острове. Кто-то из великих сказал: «Не путайте одиночество, и я хочу побыть один». Я очень люблю быть один. Дайте мне время быть с самим собой. Не трогайте. Пожалуйста.

— Как и когда вы научились «лечить» себя самостоятельно?

— Эта стенка возводится постепенно. Мы сами себе страшные судьи. Никто не может осудить меня хуже, чем это сделаю я. Никто не может сказать, что я хорошо или плохо сыграл спектакль, так, как я сам себе это скажу. Именно ты себя казнишь. Сам себе судья, адвокат и прокурор. Ни одно животное не подвластно суициду. Кроме человека. И, возвращаясь к Ричарду, нет такого «черного» человека, кого бы этот мрак не сожрал. Он считает себя убийцей и сам же ищет оправдания содеянному.

— Почему вы тогда вступаете в странные диалоги с подписчиками? Отвечаете на комментарии?

— Я редко это делаю на самом деле. Такое было с Мишей Ефремовым, потому что меня удивило количество озлобленных людей. Для них главное — распять. Вот тогда как раз мы схлестнулись с одним человеком в комментариях. Он писал, что получает всю жизнь 15 000 рублей, хотя с высшим образованием. А мы, шуты, деньги лопатой гребем. Я тогда отвечал, что, наверное, не подфартило человеку. Потому что сам бы в такой ситуации спрашивал: «Домогаров, а ты что сделал, чтобы изменить это? Ничего? Тогда получай, сука! И хлебай то говно, которое вышло». В мире все правильно устроено. Научитесь анализировать. Вот почему Валя из Иванова берет на себя право говорить, как постарел Брэд Питт?

— Потому что она считает: раз артист играет для зрителя, то вся его жизнь тоже для него.

— Но я же не лезу в ее дом, не пью ее чай, не ем хлеб. Суди внутри. Мне же не приходит в голову писать, какая хреновая коллекция вышла у Dolce&Gabbana. Какое я право имею? Говорил уже и повторю снова. Телефоны, компьютеры, планшеты надо продавать только после прохождения психиатрического диспансера, который подтвердит вменяемость. Психам продавать нельзя. Они потом все соцсети изроют в поисках какой-нибудь дряни.

— Можно закрывать страницу. Вот у вас закрыта. И фраза там интересная написана.

— Да, это Оскар Уайльд. «В близкие друзья выбираю себе людей красивых, в приятели — людей с хорошей репутацией, врагов завожу только умных. Они — люди мыслящие, достаточно интеллигентные и потому умеют меня ценить».

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру