Анатолий Алай: "Как я выжил после Чернобыля, остается загадкой"

Белорусский документалист рассказал об "изнанке" своих фильмов

В его трудовой книжке одна-единственная запись — киностудия «Беларусьфильм», на которой Анатолий Иванович Алай проработал более 60 лет, от осветителя до самого известного белорусского документалиста. Его фильмы вернули из небытия десятки незаслуженно забытых имен, проявили немало «белых пятен» нашей общей истории, став летописью времени. Не раз эти ленты вызывали резкую реакцию. Их смывали, запрещали, клали на полку.

Анатолий Алай о «Чернобыльском кресте», пропавшем без вести отце и о том, почему его фильм о легендарном летчике Николае Гастелло не понравился ветеранам.  

Белорусский документалист рассказал об "изнанке" своих фильмов

— Анатолий Иванович, документальное кино не терпит вымысла, вы всегда брались за острые темы. Наверняка пришлось преодолевать всевозможные препоны. С какими трудностями столкнулись, делая фильм о героическом подводнике Александре Маринеско?

— Ветерана войны, командира торпедной подводной лодки «С-13», потопившего в 1945 году гитлеровский суперлайнер «Вильгельм Густлофф», а вместе с ним находившийся на борту весь цвет подводного флота Германии, это тысячи немецких подводников, пытались смешать с грязью. Оппоненты не унимались, размазывали его имя по стенке. В чем только не обвиняли Маринеско! И в том, что он якобы вор, бабник и потопил не военный корабль, а пассажирский с беженцами, что никакой не герой, а зэк, и тюрьма для него — дом родной. В Прибалтике разгорелись такие страсти, что остаться в стороне и не включиться в драку я был не в силах, не тот характер.

— А как вы вообще узнали об этой истории?

— Хорошо знакомый мне корреспондент газеты «Известия» Эдвин Поляновский первым выступил на страницах авторитетной газеты с циклом статей о Маринеско («Памятник», «Атака века»). Эти публикации прозвучали как набат, всколыхнули в защиту Маринеско всю морскую братию. За честь героя поднялся Балтийский флот — моряки Ленинграда, Кронштадта, Калининграда. Повсюду начали образовываться комитеты в его защиту, проходили даже многолюдные демонстрации. Острые дискуссии, стенка на стенку, шли повсюду, включая приморские города Швеции, Финляндии, Германии.

Именно в этот самый напряженный и болезненный момент как черт из табакерки выскочила группа белорусских кинодокументалистов. Наша кинокамера стала боевым оружием в борьбе за правду. Мы выдержали все, включая угрозы судебного преследования.

Анатолий Алай с немецким писателем Гейнцем Шеном, помощником капитана «Густлоффа».

Мне стоило немало труда разыскать в Германии свидетелей этой грандиозной катастрофы. Один из них — немецкий писатель Гейнц Шён. В ту январскую ночь он, помощник капитана, чудом спасся с тонущего корабля «Вильгельм Густлофф». Мы встретились у него дома в Германии, затем он приезжал в Россию вместе с бароном Эдуардом Фальц-Фейном. Подтвердил перед кинокамерой, что корабль был военным и перевозил не беженцев, а элиту немецкого подводного флота.

Результат известен: фильм «Маринеско» способствовал восстановлению честного имени выдающегося подводника.

В чем только не обвиняли командира подлодки Маринеско!

— Вы ведь один из первых кинодокументалистов, побывавших в зоне Чернобыльской аварии. Признайтесь — было страшно?

— Сформированная на киностудии «Беларусьфильм» из добровольцев съемочная группа выехала на место катастрофы, когда не было еще известно о масштабах трагедии и ее последствиях. Зато роилось много домыслов и сплетен. И еще у нас была полная неясность, что и как снимать. Мы поставили перед собой задачу запечатлеть правду, какой бы горькой она ни оказалась. Не буду скрывать, согласились ехать в зону далеко не все. Понимая, что это представляет реальную угрозу для здоровья, даже многие именитые режиссеры и операторы отказывались под различными благовидными предлогами. Интуиция их не подвела: сегодня из всей творческой киногруппы, снявшей фильм «Чужого горя не бывает», в живых остался лишь я. Преодолевая страх, мы лезли в самое пекло.

Анатолий Алай (в центре) с творческой группой, снимавшей в  Чернобыле.  

— Что вы увидели в Чернобыле?

— Снимали все подряд: мертвых животных с развороченными животами; кур, клюющих их внутренности; брошенные в спешке дома; ликвидаторов-смертников без всяких средств защиты, умолявших: «Ребята, снимите нас, пусть хотя бы память для родных останется!», могильники для захоронения; драматические сцены эвакуации населения. По сути, мы, кинодокументалисты, были так же беззащитны, как и все они. Когда группа возвращалась домой, нас накрыло смертоносным выбросом радиоактивного песка из проезжавшего мимо «КрАЗа». Мы стали камикадзе, но были горды, что запечатлели для потомков истинную картину атомного апокалипсиса.

Радовались понапрасну. После просмотра фильма в ЦК компартии Белоруссии его запретили как слишком трагедийный. С меня взыскали материальный ущерб за загубленную, по их мнению, кинопленку. Встал вопрос о моем увольнении с киностудии. Весь отснятый материал смыли во время коммунистического субботника, мне удалось спасти лишь небольшую его часть. Вместо нашей правдивой картины был снят благостный фильм о свадьбе в зоне, который практически никогда не демонстрировался. Хотя часть снятых мной кадров в нем использовалась, я попросил снять мое имя из титров. Практически никто из членов съемочной группы не получил статус ликвидатора, дававшего хотя бы какие-то льготы для лечения.

Мне по ночам снятся те дни…

В 2006 году, к 20-летию аварии на ЧАЭС, я снял документальный фильм «Чернобыльский крест» (сценарист Владимир Мороз), ставший реквиемом моим погибшим друзьям. Как я выжил, остается для меня загадкой. Видимо, Богу так было угодно.

— Великая Отечественная — одна из основных тем ваших фильмов. Знаю, что приходилось преодолевать настоящие баталии в мирной жизни…

— Практически все мои фильмы о войне давались большой кровью. Долго не принимали картину «Его зарыли в шар земной», снятую по публикации собственного корреспондента ТАСС в Германии Игоря Осинского, так как она обвиняла Министерство обороны СССР, а точнее, его политуправление, в равнодушии. За фильм о Николае Гастелло меня едва не побили ветераны войны, решившие, что я сомневаюсь в подвиге легендарного летчика. По их требованию обсуждение этого фильма из киностудии перенесли в Окружной дом офицеров, где меня смешали с грязью, а кинокартину потребовали запретить. Руководству киностудии потребовалось немало мужества, чтобы выпустить ее на киноэкран. К великому моему сожалению, вместо трех новелл, которые позволяли восстановить полную картину подвига Николая Гастелло, удалось снять лишь одну, она демонстрировалась по ТВ и на многих киноэкранах страны.

— А что послужило импульсом к картине о подвиге, который, казалось, был известен в деталях?

— В статье, печатавшейся в трех номерах (4–11 декабря 1996 года) газеты «Вечерний Минск», журналист подробно рассказал о сенсационных результатах своего расследования, из которого следовало, что 26 июня 1941 года бой в районе городка Радошковичи вели с превосходящими силами гитлеровских асов три бомбардировщика, оставшихся от авиаполка Г.В.Титова. Шли без сопровождения истребителей, что означало верную гибель. На базу вернулся лишь один. Судьба двух друзей, двух капитанов, Николая Гастелло и Александра Маслова более суток оставалась неизвестной. Ее прояснили старший лейтенант Федор Воробьев и его штурман лейтенант Алексей Рыбас — пилоты уцелевшего в неравном поединке самолета. По их утверждению, бомбардировщик Николая Гастелло был подбит зенитным снарядом с земли над деревней Декшняны и огненным смерчем врезался во вражескую танковую колонну. Что случилось с другим самолетом, они не видели.

— И вы решили провести собственное расследование?

— Опрашивал свидетелей тех событий. Один из них, Александр Агейчик, житель деревни Мацки, тогда ему было 15 лет. Состоялся такой диалог: «Немцы захватили в плен живого летчика?» — «Живого. Я видел это. И мой батька видел. Вот в этом месте он падал, за кладбищем». Кроме того, появилась публикация в газете «Известия» о том, что огненного тарана не было и в считавшейся могиле Гастелло находятся останки другого пилота, это выяснилось еще в 1951 году. Все это вызвало возмущение ветеранов войны. Они были готовы освистать фильм и требовали привлечь режиссера к ответственности за клевету. Но ведь подвиг летчика я не умалял! Его вылет, обреченный на гибель, был героическим!

— Вы наверняка изучали архивные материалы…

— Да, я работал в Центральном архиве Министерства обороны России в Подольске, где тщательно проверял каждый факт. В частности, в эмигрантской прессе вскользь сообщалось о некоем Гастелло, проживавшем в Англии! Информация ошеломила меня. «А вдруг это именно Николай Гастелло, который после плена не решился возвращаться на Родину, опасаясь, что там он числится предателем, как это случилось со многими другими красноармейцами? А что, если он жив?!» В архиве эту информацию не подтвердили. Впрочем, я сразу же отверг эту версию.

— Почему? Вдруг летчик чудесным образом остался в живых и попал в плен?

— Подвиг Гастелло уже в 1941 году активно использовался советской пропагандой, о чем было хорошо известно немецкому командованию. Получить в свои руки якобы погибшего героя и затем предъявить его живого и во вражеском плену — для ведомства доктора Геббельса это было бы невероятным успехом. Фашисты никогда не упустили бы такую возможность, поэтому даже намека на что-то подобное нигде не зафиксировано. В конечном итоге информация о том, что Николай Гастелло выжил, не подтвердилась.

— Тема пропавших без вести коснулась вас лично — судьба вашего отца, военного врача, Ивана Алексеевича Алая была неизвестна.

— Я искал его всю жизнь. Отец, военврач 10-й армии, пропал без вести в 1941 году под Белостоком. Это страшный пожизненный ярлык, хуже расстрела, потому что пропал — не исключено, что предатель. Каждый мог ткнуть пальцем в тебя: «Ты — сын предателя!» От корреспондента ТАСС Игоря Осинского в свое время я узнал о том, что на территории бывшей ГДР сотни кладбищ не учтены, хотя прах советских солдат покоится на немецкой земле и их имена обозначены на обелисках. Однако в официальных списках Министерства обороны СССР они не значатся. Это стало темой моего фильма «Его зарыли в шар земной». Съемочная группа встретила яростное сопротивление со стороны властей. Нас упрекали, обвиняли в антисоветизме, а мы снимали, невзирая ни на что. Фильм прошел по всем киноэкранам СССР.

— Сегодня ваша Родина — Беларусь переживает тяжелые времена. Задача кинодокументалиста — запечатлеть эти события.

— Страна находится в глубоком финансовом кризисе. Некогда знаменитая киностудия «Беларусьфильм», «киностудия-партизанка», как ее называли в СССР, на грани краха. Мне уже 80 лет, и свой долг вижу в том, чтобы в книге «Иду на грозу» (500 страниц) отразить на примере моей судьбы историю документального кино Беларуси, которому я посвятил более полувека свой жизни. Воспоминания практически готовы к изданию, выход книги в свет запланирован на апрель-май нынешнего года. Но, как всегда, все упирается в деньги, мои попытки достучаться до бизнесменов, которые могли бы стать спонсорами, оказались тщетными. Рукопись может постигнуть судьба некоторых моих фильмов. Неужели наша общая летопись никому не нужна?

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28456 от 13 января 2021

Заголовок в газете: Белорусский кинодокументалист Анатолий Алай: «Мы были камикадзе…»

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру