«Такой человек не может исчезнуть»
Актер и режиссёр Саид Багов — тот единственный кроме жены человек, с кем Валентин Гафт общался до последнего. Они и внешне то похожи, точно отец и сын. Оба высокие, худые, лысые и с глазами, наполненными не то болью, не то мучительными сомнениями. Три года назад они сделали спектакль «Пока существует пространство», который вдвоём играли на Другой сцене «Современника» два сезона. Работа необычная, уводящая и зрителей, и самих актеров в другое измерение. Я нашла Саида Багова в Адыгее, в Майкопе — он поехал туда к пожилым родителям.
— Саид, когда вы последний раз общались с Валентином Иосифовичем? И была ли вообще возможность общения при его состоянии?
— Мы общались с Валентином Иосифовичем через медсестру Олю, совершенно замечательную его помощницу, то есть была связаны через неё: я писал ему, она читала ему, он — отвечал, хотя ему не просто было говорить.
— Все-таки он говорил? Это счастье для артиста и поэта — не потерять речь после инсульта.
— Говорил, но тяжело. С речью были проблемы, это требовало от него немалых физических затрат. Да он и сидел, и вставал. Очень хотел быть в Москве, но какая там Москва при пандемии…. Ему очень не хватало общения. Буквально в августе Оля организовала нам сеанс связи по скайпу, он смотрел, отвечал. Да, он изменился, но улыбка была при нем. Он спросил меня сквозь сжатые губы: «Что ты делаешь?» Я очень подробно начал рассказывать.
— Вы с Гафтом действительно очень похожи, но серьёзная разница в возрасте. Сколько же лет вы дружили?
— Много лет дружбы. Мы знакомы с моих 18 лет. Как то он пришёл с Иосифом Райхельгаузом к нам на курс в ГИТИС. А у меня был тяжелейший период: я не понимал в чем состоит смысл профессии, думал, что мне не хватает талант — такой юношеский кризис. Так вот, Гафт посмотрел наши работы и сказал Райхельгаузу, что ему понравилось то, что мы делаем. Я летал!
Ему тогда было всего 44 года. И потом мы с моим однокурсником Виталиком Максимовым встречались с Гафтом в «Современнике» ещё раза два или три. Причём в том самом помещении, где спустя годы репетировали наш последний спектакль «Пока существует пространство». Позже он видел мои работы у Анатолия Васильева, потом я уехал в Израиль, а когда вернулся, наше общение началось на новом витке. И как-то он позвонил мне: «Надо что-то сделать вместе» — «А что?», — спросил я. — «Я бы двинулся в сторону Беккета» — «А музыка какая?» — «Маллер».
Знаешь, я был потрясён — сам об этом думал. Но как-то опасался работать с ним: все только и говорили про его трудный характер, что с ним нелегко и все такое…Но выяснилось, что с ним так легко! Эта легкость осталась.
— Действительно, есть такое мнение — Гафт капризен, с режиссёрами не ладит, партнеров может поменять. В общем с ним нахлебаешься.
— Мы обсуждали это. И мне то как раз он понятен — я сам такой. Дело в том, у него был слух (не только музыкальный), и этот слух не давал ему покоя. Но мне с ним было очень интересно — это живой молодой человек. Я однажды так и сказал ему: «Валентин Иосифович, несмотря на то, что вы старый, вы — очень молоды». И иначе, как к молодому человеку, к нему не относился, по другому просто не мог. Мог говорить с ним на все темы.
— Вы два сезона отыграли «Пока существует пространство», а потом случилось то, что несовместимо с его образом — болезнь, обрекающая на молчание или полу молчание, малоподвижность. Как он преодолевал это?
— Мужественно. Еще до инсульта он упал. А жена, Ольга Михайловна, была в это время в отъезде. Я приехал, вижу — лежит на полу, встать не может «Ничего, ничего. Щас поднимусь» и лёжа продолжает репетировать. Он ни разу не сорвал ни одного спектакля. Я столько лет я видел его физическое угасание и борьбу с болезнью. Как он жил вопреки этому, и как с этим справлялся. Это был подвиг, на мой взгляд.
«Старик, а если я тебя подведу?»- спросил он как-то. Очень хотел работать. Работа была для него спасением, он не мог просто сидеть даже будучи больным. Он готов был играть в любом состоянии. Бывали спектакли, когда мы оба оказывались, как будто, в другом измерении. И в этом не было ничего случайного: персонажей в спектакле четыре — отчим, пасынок, мать и Бог. И временами мы замирали и чувствовали, что нас на сцене четверо и это божественное движение. Ради этого и делалась эта история.
Помню, когда премьера вышла, на второй день мы были у него на даче. Вышли на крыльцо — светило солнце, и мы оба были счастливы. Валентин Иосифович сказал: «Все думали — вышли на сцену два му… — один уже ногой в могиле, другой — непонятно что. А нам это удалось, мы победили». Мы двигались перпендикулярно общему движению. Помню его волновало что я буду делать, если случится то, что случилось сегодня.
— Прости, вы это обсуждали?
— Все время смерти касались. Понимали, что ведём серьезную работу. Особо не разглагольствовали, но были готовы ко всему — он мог упасть, всегда рисковали. Но сквозь слабеющую физику ему удавалось прорываться к творчеству. Были смыслы, которые нас толкали на сцену. Он освободился от тела. Но он остался. Про это именно мы и играли наш спектакль — о том, что человек никуда не ушёл. Такой человек не может исчезнуть.
— Как он относился к себе?
— Он не любил себя. Рефлексией было много и ей он мог замучать других. Большой талант — человеческий и актёрской. Знаешь, я ненавижу болтовню, вздохи, слезы — к правде жизни это не имеет отношения. Это все враньё приблизительных людей. За что мы Гафта любим? За точность. Он всегда называл вещи своими именами, и за это его боялись. Мог своей эпиграммой припечатать на всю жизнь. А эпиграммы — это точный выстрел. Но выстрел в поисках истины, а не желчь. И репетиции — тоже поиски этой истины. Мог сидеть и пересматривать по телевизору свои работы. Но не потому что кайф ловил от себя — хотел понять — где был хорош, а где нет. А в основном люди приблизительные, не круглосуточные художники. А Гафт — круглосуточный артист-художник.
Трагедия в том, что наша работа прервалась. Но я знаю, что внутри эта работа продолжается. И связь есть.И он не ушёл для меня. Я говорил с Олей пять дней назад, договаривался когда позвоню, но…
— Ты сейчас в Адыгее. Приедешь на похороны?
— Постараюсь приехать. Ведь он попросил меня: «Когда уйду, прошу приехать тебя и сказать что-нибудь на прощанье». Хотя я не люблю говорить на похоронах и никогда не говорил.
Умер Валентин Гафт: редкие кадры и яркие роли артиста
Смотрите фотогалерею по теме
Источник: mk.ru
