Двойная жизнь художников Сретенского бульвара

Двойная жизнь художников Сретенского бульвара

Они состоялись и как «правильные» советские иллюстраторы, и как противники соцреализма

В интервью, которые часто берут у Эрика Булатова, чьи картины на аукционах покупают за миллионы долларов, он не рассказывает, почему русский папа и еврейка мама дали ему имя, популярное у татар и шведов. Отец — член партии с 1918 года — по любви женился на девушке, попавшей в Россию из Польши, говорившей по-польски и на идише. Спустя двадцать лет после установления власти Советов, революционеры объявлялись шпионами и врагами народа. В 1937 году коммуниста Владимира Булатова исключили из партии. Не дожидаясь, когда за ними придут, умная жена упрятала мужа на снятой глухой даче под Москвой, где он жил, пока не спала волна арестов. Вернувшегося из добровольной ссылки восстановили в партии и назначили ответственным секретарем «Большой Советской энциклопедии».

Отец ушёл на фронт добровольцем и погиб. Эрик с матерью оказался на родине отца в Саратове, потом в Свердловске, Екатеринбурге, где родители жили и где он в 1933 году появился на свет. «Кошмар продолжался, пока я не поступил в художественную школу. Потом пошла нормальная жизнь. Сколько себя помню, я рисовал, и рисовал хорошо», — вспоминает Эрик Владимирович. Его мать в совершенстве овладела русским языком, служила стенографисткой в Московской коллегии адвокатов. Дома на машинке перепечатывала запрещенные стихи Ахматовой и Цветаевой, всего «Доктора Живаго» Бориса Пастернака. Она оказала сильное влияние на мировоззрение растущего сына. 

В художественной школе при Академии художеств СССР Эрик учился вместе с Ильей Кабаковым и Олегом Васильевым. Втроем они поступили в Суриковский институт, Булатов — на живописный факультет, Кабаков и Васильев на факультет станковой графики.  Получив диплом, Эрик, не знал, кого и что ему рисовать, впал в отчаяние.  Друг Илья посоветовал ему и Олегу  заняться иллюстрацией детских книг, где у него самого дела шли успешно. Это для них был «безвредный способ сотрудничества с государством», к которому они испытывали скрытую враждебность.        

Эрик и Олег постоянно выполняли заказы редакторов «Детгиза» и «Малыша». Зимой, в «темное время года» рисовали героев детских сказок и рассказов, хорошо при этом зарабатывали. «Это было интересно. Мы делали тридцать лет детские книжки только вдвоем. Мы выработали такого художника, который был не Олегом Васильевым и не Эриком Булатовым. Это был некто третий. Все наши книжки проиллюстрированы этим художником».   А когда становилось много солнца и света, расходились друзья по своим мастерским на Чистых прудах, писали картины для себя, потому что их никто не покупал.

Все трое искали свой путь в искусстве, изучали предшественников, о которых в институте не вспоминали, умалчивали: Сезанна, импрессионистов, русских авангардистов начала ХХ века. И нашли учителей, старых художников, которых объявляли формалистами за то, что они «усматривали коренной принцип искусства в суверенной самоценности формы, не зависящей от художественного содержания». Нашли, как шутили, три «Ф» — Фалька, Фаворского, Фонвизина. В общении с ними «вырабатывали стойкую самостоятельность по отношению к официальной соцреалистической доктрине». Особое влияние испытали от встреч с Фаворским, который внушал не вдохновляться иррациональными ощущениями, учил, что все можно понять и объяснить. Ходили к Фаворскому несколько лет, получив таким образом второе высшее образование. И вошли в мир искусства, зная: чтобы любить Моне, не надо проклинать Левитана. И если любишь Пикассо, то Репин не обязательно плохой…

Как всех «формалистов» Булатова и Васильева много лет критика не жаловала.  В Манеже в августе 1962 года они не выставлялись. Но попали вместе с теми, кого обругал Хрущев, в разгромную статью в «Правде». Несколько месяцев после «партийной критики» беспартийным художниками издательства не давали заказов.  

Кабаков показал абсурд коммунальных квартир. Булатов пародировал всем известные удручающие надписи типа: «Не курить», «Входа нет», «Не влезай – убьет», лозунг «Слава КПСС!», символы СССР: герб, красные флаги, орден Ленина.  Картины Булатова узнаются с первого взгляда, их выдают подобные надписи и былая государственная символика. Эти работы искусствоведы относят к соц-арту, противопоставляя соцреализму.

           Одна из самых известных картин изображает герб СССР, как солнце в небе, заходящее за горизонт. Искусство соц-арта столь же политизировано, пронизано идеологией, как искусство соцреализма.    

      На другой прославившей Эрика Булатова картине алая наградная ленточка ордена Ленина закрывает горизонт на пути идущих в светлые дали. Советских людей, знавших наизусть слова гимна СССР — «Союз нерушимый республик свободных…» —  герб на фоне голубого неба и серебряных туч, тонущий в море, ошеломлял, лучше любой пропаганды сокрушал веру в КПСС. Но взволнует ли эта картина-карикатура на Советский Союз в будущем, когда посетители музеев забудут про КПСС и СССР?

Когда Булатов вывозил свои картины в Европу, на них ставился для таможни штамп: «Художественной ценности не представляет». За границей он узнал, что такое бешеный успех. Его работы выставлялись в лучших галереях и музеях. О них писали критики, не знавшие в Москве дороги в его мастерскую, как и в соседнюю с ним мастерскую Олега Васильева. Случилось то, что Эрик так долго ждал. По опросам ЮНЕСКО Булатова назвали в 1988 году художником года.  На Венецианской биеннале, спустя пять лет, его картина выставлялась среди работ самых знаменитых живописцев ХХ века.

На аукционе «Филипс» картина «Советский космос» была продана за 1,6 млн долларов, картина «Революция- перестройка» ушла с молотка за миллион долларов. Так художник стал одним из самых востребованных и дорогих мастеров своего времени.

Биография Олега Васильева напоминает биографию друга. Когда началась война, его семья оказалась в Кирове-Вятке. После художественной школы при Академии художеств СССР поступил в институт имени Сурикова в мастерскую станковой графики известного иллюстратора книг Евгения Кибрика.

Свою дорогу нашел в 1965 году. Тогда он создал первую ни на кого не похожую картину «Дом в Анзере».  То был дом, увиденный на острове Анзере на Белом море, куда Олег вдвоем с Эриком поехали на этюды и прожили уединенно два месяца. Тогда обрел свои главные темы – воспоминания о доме, дорогах, лесах, полях, друзьях, семье… Если Булатов сопровождал картины словами плакатов и лозунгов, то Васильев вдохновлялся цитатами и образами литературы, мифологии, религии. Это случившееся прозрение на озере Анзере объясняет так: «…я как-то себе поставил, что надо назвать словом то, что я хочу сделать. Пусть будет слово, абсолютно никому не понятное, оно будет только для меня… в таких попытках прошло недели две, наверное, и я что-то изрек из себя, «Пульс и дыхание», а в подоплеке – Фаворский, «Метры и ритмы», конечно, лежали. Тогда я себе не отдал отчет, но там я сделал работы, про которые я впервые считал, что это мои работы». Когда писал свои «пространства», мог не отходить от картины сутки, 24 часа…

Из всех «формалистов» Олег Васильев самый светлый и не политизированный, его искусство называют «фотореалистическим», одним из самых заметных явлений в современной русской живописи.  Большая выставка под названием «Память говорит (темы и вариации)» прошла в Третьяковской галерее и Русском музее, когда ему исполнилось 60 лет. Поздно, но навечно. Его картины выставлены в лучших галереях и музеях Европы и Америки, где он последние годы жил и умер в январе 2013 года. 

                                     ***

Самый молодой в группе «Художников Сретенского бульвара» Виктор Пивоваров родился в Москве в 1938 году. Войну пережил в глухой татарской деревне вдали от цивилизации, Он пишет  в автобиографической книге «Влюбленный агент»: «Три дня на санях от железной дороги. Ни радио, ни электричества.  Там на задворках нашел несколько лоскутков, выстирал их и выгладил, скроил из них платьице и нарядил в них деревянную чурку. Смастерил себе куклу от одиночества». То было первое творение будущего художника.

В престижной художественной школе-десятилетке при Академии художеств СССР не занимался, поступил в художественно-промышленное училище имени Калинина. Рисовал очень хорошо и ему предложили, как это практиковалось, сделать выставку в коридоре училища. «Рисунков у меня много, а рамочек нет. Недолго думая, я снимаю несколько портретов Сталина, забрасываю сами портреты за шкаф, а в рамочки вставляю свои рисунки». За такую находчивость, не взирая на возраст, могли сломать жизнь и ему, и матери, «забросив» далеко в края не столь отдаленные. Но, к счастью, все случилось год спустя после смерти Сталина. Кары не последовало.

Он заканчивал училище, когда в Москве прошла выставка Пикассо и выставка бельгийского искусства, поразившие ученика, ничего похожего не видевшего. «Они произвели во мне такую детонацию, что все мое академическое здание начало рассыпаться». Тайком от учителей, дома рисовал «для себя» вещи непозволительные. Пробую освободить цвет от теней и полутонов, писать чистым цветом. Пробую освободить руку от «правильного» рисования и работать экспрессивно. Очень робко, но первый шаг сделан».

Второй шаг сделан далеко не сразу. На вступительных экзаменах в Суриковский институт провалился. В это трудно поверить, но получил «кол» на экзаменах по специальности. Высшее образование, как многие «формалисты», получил в Полиграфическом институте. В годы студенчества недолго состоял учеником прославленного Павла Корина, но ушел от него, понимая: «Художник он значительный, но искал я совсем другое. Не годился он мне в учителя».

В Полиграфе существовала кафедра, где в тридцатые годы преподавал Владимир Фаворский, а в годы Виктора Пивоварова обучали студентов его бывшие ученики. Делали они свое дело так хорошо, что многие ученики стали не только преуспевавшими иллюстраторами книг, но и знаменитыми живописцами.

Будучи студентом, Виктор Пивоваров безуспешно ходил за заказами по разным редакциям, а их в Москве больше чем в каком -либо другом городе. О чем вспоминал:           «Хотя я еще учусь в Полиграфическом институте, начинаю бегать по издательствам в поисках работы.

Унижение. Ты прозрачный, тебя не видят, не замечают.

                  — Приходите завтра.

                  — Нет, для вас ничего нет.

                  — Позвоните через неделю.

                   — Позвоните через месяц.

                  .— Нет, в этом году уже ничего не будет.

Но вдруг — удача. В своем волчьем беганье по редакциям неожиданно натыкаюсь на явление из ряда вон выходящее. В издательстве «Знание» новый главный художник. Зовут его Юрий Александрович Нолев-Соболев». Благодаря ему я оказываюсь в самом центре московской неофициальной художественной жизни».

То был дар судьбы, счастливый случай. В «Знании» познакомился с художником и теоретиком современного искусства, объединившим вокруг себя в шестидесятые годы тех, кто с чердаков и подвалов перенеслись в особняки и усадьбы в лучших городах мира.

В «Знании» не только получил вожделенный заказ, но и вошел в узкий круг революционеров русского искусства, «подпольных художников», познакомился и подружился с Кабаковым, Булатовым, Васильевым, Янкилевским, сотворивших «второй авангард». (Россия в 20-е годы ХХ века поразила мир «первым авангардом», разгромленным государством, насаждавшем социалистический реализм).

Успешно занимаясь книжной графикой, Виктор Пивоваров второе призвание нашел в живописи. Спустя год после окончания института Виктор знакомится с Ириной, ставшей женой, иллюстрирует ее сочинения для детей. Он — художник сборников ее лирики.

Получил вожделенную мастерскую, создает серию монотипий «Искушение Св. Антония», эту работу считает началом своего пути. Названия первых картин: «Синие очки безумного милиционера», «Ах!», «Гвозди и молоток», «Московская вечеринка», «Безумная Грета».

Превращение виртуозного графика в яркого живописца произошло, спустя десять лет после Полиграфа. К живописи, по его признанию, «подбираюсь медленно, ползком на брюхе. Попытки делаю постоянно — и постоянно натыкаюсь на стену. Все не то. Не тот размер, не та краска, не та поверхность, не тот язык. Одержим сомнениями и страхами. Но вот меня прорвало. Работа в книге отступает на второй план. Главным становятся картины».

Одаренный даром литератора Пивоваров детально описал, как произошло его перерождение. Живописи в институте его обучали. Но то была классическая, академическая школа, какой целеустремленно двести лет обучали в России со времен основания Императорской Академии художеств. . .

Ему хотелось найти свой современный язык. И он его нашел в первых картинах, где «остро чувствуется, как мне кажется, эйфория освобождения, наслаждение легкой и свободной игрой предметами и образами. Как будто выбило пробку».

Все так, но на выставки в Москве им путь закрыт.  

Дети любили картинки Виктора Пивоварова. Рассказывают, что некая девушка из Харькова, выросшая на книгах с его иллюстрациями, так ими пленилась, что «Сказки Андерсена» уложила в ларец, перед которыми всегда стояли свежие цветы. Когда подросла, в 16 лет, украв деньги на дорогу у родителей, тайком от них поехала в Москву со страстным желанием увидеть художника и «преподнести ему в дар свою девственность».

В начале семидесятых годов происходит взлет московского концептуализма. Эрик Булатов создает «Горизонт», Илья Кабаков — «Десять персонажей», а Виктор Пивоваров картины «Длинная-длинная рука», «Проекты для одинокого человека». И альбомы, великолепные книги в единственном экземпляре: сам сочиняет истории героев и сам их иллюстрирует. Он называет эти альбомы «конклюзиями, как в Средневековье называли иллюстрированные таблицы духовного содержания. Искусствоведы исследовали свыше двадцати альбомов Пивоварова, начиная с появившихся в 1975 году альбомов “Слезы”, “Лицо” “Конклюзии”, кончая созданными в XXI веке альбомами “Желтый”,  “Заблудившийся Данте»…

В первых картинах пространство заполняло много фигур и предметов. С ними он расстается, сохраняя «действительно самое необходимое, то, что в конце концов останется со мной на всю жизнь: полупустая комната, окно с пустынным пейзажем, у окна шаткий столик, диван в белом чехле».

После развода с Ириной Пивоваровой в квартире друга с первого взгляда влюбляется в Милену Славицкую, искусствоведа, приехавшую в командировку в Москву из Праги. Браки с иностранцами не приветствуются. Началась борьба за право жить в любви. Через два года  мечта сбылась. Виктор Пивоваров в 1982 году первым из концептуалистов эмигрирует, уезжает в Прагу, где с тех пор живет. 

До отъезда всего единственный раз, да и то на коллективной выставке, показал цикл «Семь разговоров».

В Москве триумф в Третьяковской галерее произошел спустя двадцать с лишним лет после Праги.  Две последних выставки состоялись в  2016 году в Государственном  музее изобразительных искусств имени Пушкина и в музее современного искусства  «Гараж». .

Источник: mk.ru

Похожие записи