Актер рассказал о роли, психологии и лидерских качествах
На спектакль «Женщины Есенина» во МХАТ им. Горького не попасть. В том числе и потому, что самым большим и настоящим чудом его является исполнитель главной роли — 24-летний Андрей Вешкурцев. Когда смотришь на его игру, ни на йоту не возникает сомнений — перед тобой настоящий Сергей Александрович Есенин. И именно таким, и никаким другим, Есенин и был на самом деле.
ИЗ ДОСЬЕ «МК»
Андрей Вешкурцев закончил Щепкинское училище у Юрия Соломина, куда поступил после окончания «Класс-центра», школы №686 с театральным уклоном. Родители Андрея к актерской профессии никакого отношения не имеют: мама — учитель биологии и химии, а папа — дипломат. В младших классах увлекался биологией и хотел стать врачом. В МХАТ им. Горького был принят в 2019 году. В конце 2022 года за роль Есенина Андрею Вешкурцеву была вручена Театральная премия «МК» за лучшее исполнение главной роли.
С танцем по жизни, или От четвертого гриба до Есенина один шаг
— В спектакле «Женщины Есенина» вы много танцуете. Это не просто драматический спектакль, он буквально насыщен пластикой, и вы отлично с этим справляетесь. Роман Виктюк, когда ставил своего «Есенина», просто мечтал о таком артисте… У вас просто экстраординарные способности к танцу… Вы никогда им серьезно не занимались?
— С 12 до 18 лет я занимался спортивно-бальными танцами, участвовал в соревнованиях. Продолжал заниматься, даже учась в институте. Но потом у меня началась практика в Малом театре, я играл в спектаклях, да и в целом график обучения стал жестким, и я понял, что не смогу отдавать время танцам.
— В «Женщинах Есенина» такое пристальное внимание к хореографии обусловлено именно этим вашим несомненным талантом и увлечением или присуще стилистике режиссера?
— Галина Полищук ищет очень разные формы для воплощения замыслов. Мы всегда обсуждаем на репетициях, что нужно сыграть и как, смысл той или иной мизансцены. Воплощение может быть актерским, голосовым, пластическим. Свет, музыка… Да что угодно! Даже тень или, например, тишина имеют очень важное значение. Пластика в «Есенине» — это, естественно, один из способов выражения любви к его разным женщинам. С Зинаидой Райх это любовь-ненависть. Там поцелуй, нежность, потом расставание, рок судьбы… Все это мы раскрываем в танце. С другой его женщиной, Галиной Бениславской, — «танец марионетки», и в нем Есенин, по сути, управляет ей как марионеткой: куда он — туда и она. Эта женщина очень много для него сделала и через год после его смерти застрелилась на его могиле. Есть и танго с Мариенгофом: это уже стилистически богемная атмосфера принадлежащего имажинистам кафе «Стойло Пегаса», Серебряный век, декаданс. Это дружба, но есть в танце «острота»: каждый имажинист хочет быть лучше другого, конкуренция между собой. С Дункан танцев у Есенина нет. Для Дункан поставлен собственный «танец бабочки»…
— И танго, которое тогда только входило в моду, Есенин тоже танцевал в ресторанах. Да и вообще танцевать, точнее, как он говорил, «плясать», любил. Это ваша первая большая роль?
— Да. Вы знаете, меня иногда спрашивали, посмотрев мой послужной список: вот вы играли четвертого гриба, какие-то другие роли… Не боялись ли вы всю карьеру вот так пробыть в массовке грибом? Я так удивлялся… Мне не так много лет. Сейчас 24. А на премьере «Есенина» было 23. Это карт-бланш — не каждому актеру могут дать такую здоровенную роль, с таким потрясающим режиссером, на такой легендарной сцене. Поэтому мне даже было смешно, когда все это говорили.
— Но можно ведь стать заложником одной роли, потому что режиссеры будут видеть вас только таким…
— Я понимаю, о чем вы. Более того, видел эти случаи у других актеров и тоже горевал по ним. Поэтому когда мы с Галиной Полищук стали работать над спектаклем «Жди меня», а сейчас еще и над спектаклем «На дне», мы сразу это обговорили — я не хочу быть актером одной роли. В новых спектаклях у меня очень отличающиеся от Есенина персонажи, хотя в процессе режиссер мне иногда говорит: «О, Есенин, опять Есенин». И мы переделываем. А иногда она говорит: «О, бандит» — в «Жди меня» я играю младшего брата главаря банды. Он не может смириться с реалиями, в которых живет, но у него есть свои мечты. Он занимается музыкой и брейком. Поэтому я выучился брейку и танцую его. После латиноамериканских танцев, которые я умею танцевать, это очень сложно. Мой персонаж живет в розовых очках, у него первая любовь — любовь всей жизни, как он думает… Он хочет быть рок-звездой, и когда бандюги на его глазах убивают людей, ему сложно выбрать между любовью, семьей, братом и мечтами.
Сыграв Есенина, снова стал писать стихи
— Скажите, а с поэзией Есенина у вас, может быть, раньше было что-то связано?
— Я увлекался Есениным классе в десятом, писал стихи на его манер, был им вдохновлен. Мне без конца дарили какие-то футболки, портреты его, есть брошки с Есениным. Когда на уроках литературы просили выучить стихи, я, разумеется, учил Есенина. Педагог включал записи — послушать, как Есенин читает свои стихи, и я тоже громко их читал, подражая его манере. У меня так много оказалось собрано от него! Но самое главное то, что, когда я учился в школе, бабушка моя говорила: «Когда-нибудь ты сыграешь Есенина!». Не знаю почему — почувствовала, может быть. Я сам тогда этому удивлялся и отвечал, что никогда этого не будет. Потом у меня появились новые увлечения помимо поэзии, да и в ней я новых авторов открыл. Постоянно читал… Появился театр.
— А стихи продолжаете писать?
— Надолго забросил. Не было никаких стихов года четыре. И снова стал писать стихи только в феврале этого года. Так что периодически сейчас что-то пишу.
— Как вы работали над ролью?
— Изначально первый источник — это, естественно, Захар Прилепин и его книга. Я ее прочел за десять ночей, потому что у меня каждый день были репетиции с утра до вечера — такой график. Спать хотелось дико, а ты сидишь и в ночи читаешь. Мне кажется, самое главное в его книге — это энергия, которую он заложил. Сам по себе художественный образ, как у нас в спектакле, так и в его книге, важнее документалистики. И в этом плане книжка потрясающая, потому что она заряжает позитивной энергией! Это мотивация работать, жить, смотреть на мир другими глазами. Это еще и титанический труд — все это надо собрать воедино и написать. Я знаю, что последние главы, когда он по часам описывает последние дни Есенина, он сам все это проживал: ходил его маршрутами, вычислял, сколько времени нужно, чтобы дойти от одного места, где бывал Есенин, до другого! Говорят, был сильно погружен в эту историю, даже боялись его трогать. Он сделал, конечно, потрясающую книгу!
— Сам Прилепин участвовал как-то в репетициях?
— Да, приходил, смотрел, подсказывал, обращал внимание на неточности. Однажды пришел, когда мы начали с показа последней сцены первого акта, был под большим впечатлением. А перед самым выходом премьеры собрал небольшую компанию писателей, и они устроили для нас целую пешеходную экскурсию: показывал квартиру, где жила Райх, дом, где жили Мариенгоф с Есениным. Он водил нас по всем есенинским местам в Москве. Это было очень интересно и здорово!
— У Прилепина все подробно, детально и интересно написано, хотя это роман писателя, а не исследование есениноведа, и какие-то вещи там домысливаются… Но, наверное, готовясь к роли, вы читали не только Прилепина?
— Эта работа вообще не ограничивается конкретным временем. Я и сейчас, по прошествии больше года с премьеры, читаю о Есенине. Другие источники, которые я читал, работая над ролью, — это, конечно мемуары. Сначала читал вразброс, потом попалась мне потрясающая книжка, где были собраны воспоминания всех его женщин (Надежда Вольпин, Екатерина Эйгес, Софья Толстая, Анна Изряднова и другие), воспоминания его друзей (Мариенгоф, Кусиков, Шнейдер). У Мариенгофа, самого близкого друга Есенина, я целиком читал его «Роман без вранья» и вторую его книгу воспоминаний «Мой век, мои друзья и подруги», третью — «Это вам, потомки!». Чтобы понять ту эпоху, читал его романы «Циники», «Бритый человек». Читаю о его друзьях, критику тогдашнюю. Вообще про 10–20-е годы прошлого века, много всего.
Более того, мы, когда ставили спектакль, и из вашей статьи брали информацию. У вас был большой материал в «Московском комсомольце» к 100-летию встречи Есенина и Дункан. Галина переслала нам в общий чат вашу статью в «МК» и обращала внимание на те вспомогательные вещи, которые нам могут понадобиться для игры. Конечно, я тогда не знал, что это вы. А когда мы познакомились, подумал: господи, как тесен мир!
Вообще у нас сценарий был в два раза больше, чем удалось показать в спектакле. Там были и другие женщины Есенина как персонажи: и Екатерина Эйгес, и Надежда Вольпин, мать его последнего сына, было больше событий. Например, с Николаем Коротаевым, который играл роль Мариенгофа, написали две сцены: одна — с кроватью, когда к Есенину неожиданно приезжает Зинаида Райх. Мы взяли ее из воспоминаний Мариенгофа и просто разыграли на одной из репетиций. Вышла очень колоритная сцена: как в жуткие морозы, когда в Москве в 20-м году вообще не топили, проститутка грела им с Мариенгофом за деньги кровать. К сожалению, она в итоге не вошла. Плюс была в спектакле линия политики, очень важная. Там, собственно, Есенина допрашивали в ЧК. Мы ее репетировали, но из-за хронометража она тоже не вошла.
— То есть у вас была определенная свобода, если вы могли сами что-то сочинять?
— Галина вообще считает артистов за художников, поэтому очень любит, когда мы сами что-то предлагаем. Вот в спектакле «Жди меня», который начинается со сцены рынка, мы тоже многое придумывали, а она потом все это на сцене разводила. Она за сотрудничество, ей очень важны единомышленники. Мы постоянно думаем о спектакле — утром, днем, ночью. И в театре, и по телефону, и это очень классный подход, поэтому нам всем так интересно с ней работать. Я прямо чувствую, что нахожусь в процессе написания картины.
«Ты просыпаешься и уже начинаешь настраиваться на своего персонажа»
— Мне, откровенно, не очень нравится, как сам Есенин читает стихи — утрированная манера с невероятным нажимом. Когда услышал, вообще не поверил, что это он, это так не сочеталось с его обликом. Но на современников это производило ошеломительное впечатление! О его чтении «Марфы Посадницы» Марина Цветаева, например, писала: «Неужели этот херувим, этот Milchgesicht (мальчишка, молокосос (нем.), это оперное «Отоприте! Отоприте!» — этот — это написал? — почувствовал?..» А вы читаете иначе, без его аффектации, чувствуя в его стихах что-то глубинное. Ваше чтение более подходит к его поэзии…
— Конечно, мы слушали его записи, но сразу договорились, что не будем читать как Есенин, заниматься какой-то документалистикой. Нам важно было «зазернить» зрителю образ. Мне тоже кажется, что сегодня бы Есенин так не читал свои стихи. Он очень чувствовал ритмы жизни, гнался за модой. Ему ведь в Америке не случайно по 50 костюмов на заказ шили. Нам было важно вытянуть энергию его стихов, и Галина просила меня идти по «васильевской вертикали». И хотя сама она — ученица режиссера Бориса Юхананова, но вела меня именно по этому пути. В такой манере прочтения мы и играем: тоже громко, сильно, следуем нарастанию в стихах. Там еще и музыка в эти моменты нарастает. И я слежу за всем этим…
— Еще заметил, что на сцене вы не стремитесь к чисто внешнему сходству с Есениным… Волосы, например, зачесываете не так, как он. Он в основном носил челку. Ахматова, которая не очень хорошо к нему относилась и не любила его поэзию, даже анекдот про него рассказывала, что, мол, вообще «слишком уж он собой был занят. Даже женщины его не интересовали нисколько. Его занимало одно — как ему лучше носить чуб, на правую сторону или на левую». Вы не зачесываете ни на правую, ни на левую…
— Мне, наоборот, многие говорят, что на сцене я очень сильно похож. Я думаю, это зависит от того, что, когда играешь Есенина, да и вообще любого персонажа, ты входишь в роль, у тебя и глаза меняются, и манера… Все меняется! Поэтому становишься похож на этого человека. Бывают такие дни, когда не можешь выйти из роли, будто Есенин держит. Или прическу делаешь под Есенина, стараешься вести себя по-есенински и одеваешься похоже — когда как. Мне кажется, очень здорово на сцене прожить жизнь другого человека, а в своей жизни жить своей жизнью.
— Я не просто так спросил про прическу, потому что известно, как важно было для Есенина в жизни, как выглядят его волосы. Все, кто его знал, пишут, что к самым важным своим встречам он обязательно мыл голову. Так было перед его встречей с Троцким, когда он хотел просить у вождя дать ему журнал «Вольнодумец» или «Россияне». Актеры тоже очень суеверные люди, и у многих, как и у Есенина, свой ритуал, приметы. У вас тоже это присутствует, когда вы готовитесь к спектаклю?
— Спектакль — это ведь и есть ритуал: ты просыпаешься и уже начинаешь настраиваться на своего персонажа, будь то Есенин или Олег, которого я сейчас играю в «Жди меня». Начинаешь не специально, но подсознательно чувствуешь себя как твой персонаж, вести себя как он. Начиная с того, как бреешься, как идешь, как общаешься. Это и есть ритуал. И если посмотреть на целый день перед спектаклем, то можно заметить очень много отличий от того, как ведешь себя в нормальной жизни.
— Марис Лиепа говорил, что иногда все, что ты несешь в себе, готовясь к роли, можно случайно расплескать на подвернувшегося человека, например на гаишника, остановившего машину. У вас такое бывает?
— У меня был один момент, только не перед, а после спектакля, когда возникла не очень приятная для меня ситуация. И поскольку я еще тогда не вышел из персонажа, то начал агрессивно на это реагировать. И кто-то сказал, что не надо подходить сейчас к Андрею, потому что если вы сейчас получите, то получите не от него, а от Есенина. Перед спектаклем тоже, наверное, многие это чувствуют. Нет, я не боюсь контактировать. Но стараюсь не решать какие-то вопросы перед спектаклем, если они самого спектакля не касаются. И после спектакля я в этом состоянии могу находиться еще долгое время.
Иван Приблудный, С.А.Есенин, Г.Б.Шмерельсон, В.И.Эрлих (сидят), Владимир Ричиотти, С.А.Полоцкий (стоят). 1924. Фото: esenin.ru
После премьеры просыпался с температурой
— В афише стоят три «Есенина» подряд. Как можно выдерживать такие психологические перегрузки? И как вы себя после этого чувствуете? Ведь вы играете, что называется, на разрыв аорты.
— Мне, честно сказать, три спектакля подряд проще сыграть, чем один. На три дня войти в персонаж и быть с ним проще, нежели войти на один день и сразу выйти. Почему такая энергоотдача? Потому что мне конкретно как актеру это жизненно необходимо. Кто-то разделяет свою жизнь и жизнь своего персонажа, кто-то не разделяет и не пропускает все эти обстоятельства своего героя через себя. Мне кажется, что многие актеры должны решать свои проблемы жизненные на сцене. Например, в Есенине я могу воплощать те свои качества, которые я бы хотел иметь в жизни. Но, с другой стороны, и не хотел бы этого, скажем, каждый день.
— Что вы имеете в виду?
— У меня нет потребности быть лидером, центром внимания, как у Есенина. Но вот так вот выйти и «прорваться» к этому — очень важно. Это те энергии, которые в тебе молчат. Но — раз… И ты их все-таки выплескиваешь, и уже удовлетворен. Мне кажется, в реальной жизни не бывает людей абсолютно чистых, святых, всего полно намешано. На сцене ты можешь быть разным. Можешь реализовать все то, что в тебе спит, находится, желает…
— Ну а как же здоровье?…
— Актер по-другому жить не может. Иногда пью на ночь обезболивающее. Бывает такое, когда очень сильно болит тело, мышцы. В спектакле есть сложные движения, и драки, и танцы. В самом начале, когда мы только выпустили «Есенина», играли блоки по три спектакля. И на следующий день после окончания блока я ложился спать и просыпался с температурой 39 — такой болезненный процесс выхода из роли. Три дня все нормально, но как отыграл — сразу подскакивала температура. Потому что колоссальные нагрузки. А потом это ведь моя первая большая роль. Нет еще такого опыта. Самый большой вопрос, как входить в роль и выходить из нее. Да, это болезненно, но оно того стоит. И такая энергоотдача полезна.
Почему я хотел в детстве быть врачом? Потому что хотел помогать людям. Вот актер на сцене в чем-то очень похож на врача. Он отдает энергию, которую зритель хочет иметь. Актер в какой-то мере заговаривает зрителя, отдает свою энергию, любовь, тепло. Но потом все это возвращается: ты уже от зрителей получаешь эту энергию, любовь и тепло…
— Спектакль называется «Женщины Есенина», но темы, которые там затрагиваются, гораздо шире названия. Ведь, по воспоминаниям всех современников, женщины никогда не играли в жизни поэта существенной роли.
— Название действительно очень сладкое и не совсем отражающее то, что происходит в спектакле. Он намного глубже и сложнее. А вообще, любовь была для него попыткой схватиться как-то за жизнь. Помню, когда мы репетировали и я спросил Галю, какая задача, она сказала: «Схватиться за жизнь, держаться, спасаться». И я тогда подумал: «Как это играть?» Теперь понимаю, какая это сложная задача! В есенинском случае «любовь — служанка поэзии». Если Дункан считает, что искусство порождает любовь, то для Есенина на основе прожитой любви рождается искусство.
— Есенина после выступлений ожидали толпы поклонниц — Бениславская, Вольпин, Эйгес как раз из их числа. Кроме Айседоры Дункан и Райх почти все поклонницы. А вас после спектакля атакуют поклонницы у служебного входа?
— Нет. Честно скажу, и слава Богу… Ну пишут в соцсетях после спектакля, любят отмечать спектакль, театр, актеров. Пишут благодарственные письма. Приятно, это заряжает. А так чтобы за мной бегали толпы — такой цели я не преследую. Есть люди, которым я доверяю, и для меня их признание значит очень много.
— Чем вы интересуетесь кроме театра?
— Поскольку очень плотный график спектаклей, репетиций, пытаюсь искать какие-то новые источники энергии, которые меня вдохновляют. Старые уже не работают. Общаюсь с людьми, которые меня заряжают. Люблю писать, не столько даже стихи… Люблю писать сценарии. Прочел больше 10–15 книг о сценарном искусстве. Это очень интересно, потому что помимо системы Станиславского, актерской литературы видишь какой-то еще и авторский взгляд на драматургию. То есть можешь посмотреть на нее не только как актер или режиссер, а внешне, как человек, который это написал. Это очень здорово, когда есть «три глаза» на один материал. Я уже написал один сценарий, второй — в голове. Но я пока не на той стадии, чтобы это предлагать кому-либо. Я даже компанию подобрал. Так что знаю, кого, если что, я буду приглашать.
— А в кино вы работали?
— Пока не снимался, но были предложения. Были очень хорошие, интересные пробы, потрясающие режиссеры. Я уж не знаю, можно об этом говорить или нет, поэтому лучше сохраню в секрете. Если вы случайно подумаете о самых известных режиссерах в нашей стране, то, наверное, в одного из них попадете.
Источник: mk.ru
