Легендарному танцовщику исполнилось бы 85 лет
17 марта 1938 года в поезде, в переполненном вагоне третьего класса, который несся по просторам Восточной Сибири к Владивостоку, родился Рудольф Нуреев. Его называли Чингисханом балета, неистовым татарином и самым богатым танцовщиком планеты. По славе и известности он встал в ряд самых ярких звезд XX века и сравнялся с самим «Богом танца» Вацлавом Нижинским. Сегодня ему бы исполнилось 85.
Из огромного списка балетов, в которых танцевал гениальный танцовщик балетный обозреватель «МК» выбрал только пять партий и пять балетов, изменивших историю как этих балетов, так и театра в целом. Хотя таких ролей в творчестве Нуреева было гораздо больше…
Фото: Global Look Press
Балет №1: Принц Зигфрид в балете «Лебединое озеро»
И на первое место мы, конечно, поставим партию принца Зигфрида в «Лебедином озере». 15 октября 1964 года, когда Рудольф Нуреев танцевал этот балет в собственной постановке со своей прославленной партнёршей Марго Фонтейн в Вене, он имел оглушительный успех. На протяжении всего спектакля публика вызывала их 89 раз! Такое число вызовов на поклоны вошло в книгу рекордов Гиннесса, и этот результат пока никто не превзошел.
Надо сказать, что роль принца Зигфрида была одной из любимейших у Нуреева. Он танцевал её ещё в Кировском (Мариинском) театре, и это был последний балет, которым прославленный театр заканчивал свои гастроли во Франции. На следующий день труппа должна была лететь в Англию, и вот тогда-то в аэропорту Ле Бурже он и ошеломил весь мир своим знаменитым «прыжком к свободе», попросив политического убежища. В следующий раз Рудольф вышел в этом балете, уже будучи приглашенным премьером в театре Ковент-Гарден, и покорил публику новым наполнением партии.
Именно тогда публика, по словам критика Ричарда Бакла, и увидела первую поп-звезду балета: «Считается, что у балета и раньше была публика, но эта публика состояла из сумасшедших старых дев в траченных молью ондатровых мехах… Теперь Нуреев тащит сюда довольно буйные толпы, и, так как эти ребята никогда раньше не видели ни одного балета, они просто орут, очертя голову, как только он отрывается от пола. Особенность Нуреева заключается в том, что даже когда он ведет себя сдержанно, по-джентльменски, чувствуешь, что он может вдруг зарычать и куснуть тебя за шею…»
Рудольфу было позволено не просто ввести в первый акт «Лебединого озера» новое соло, но и вообще выбросить из второго акта мимические сцены. «Если начнешь мимировать, я уйду со сцены», — предупреждал Нуреев свою партнершу Соню Арову перед премьерой.
«Ему дозволяется делать всё, что он пожелает, в мы работаем здесь годами и не получаем разрешение изменить что-нибудь», — жаловался премьер английского Королевского балета Дэвид Блейр. Так Нуреев настаивал на советском обычае прерывать действие после вариации Аровой в роли Черного лебедя, чтобы он мог выйти на сцену и занять позицию для своей вариации.
«Мне очень неприятно говорить это, мадам, – обратился через плечо дирижер Ланчбери к руководительнице Королевского балета Нинет де Валуа на репетиции, — но не кажется ли вам, что это всё похоже на цирк?» «Ох, Джек, – отвечала она, – это и так похоже на цирк. Продолжайте, пусть делает по-своему».
Уже через два года Нуреев как хореограф ставит «Лебединое» в Вене. Он надеялся на сотрудничество в работе с Эриком Бруном, но тот счел хореографию Нуреева «избыточной, беспорядочной и суматошной», и покинул Вену незадолго до премьеры. Нурееву пришлось работать одному. Однако результат превзошел все ожидания: балет побил все рекорды, был внесен в книгу Гиннесса и записан на телевидении. В день рождения Нуреева эту запись как раз и показывают в кинотеатрах Москвы.
А спустя 20 лет, 20 декабря 1984 года, Нуреев осуществил свою постановку в Парижской опере, будучи уже руководителем балета. До Нуреева там шла версия Владимира Бурмейстера, перенесенная в Париж из Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Французские танцовщики настолько не хотели с ней расставаться, что даже устроили забастовку: 150 артистов против шести голосов проголосовали за забастовку, в течение которой труппа две недели противостояла новому директору.
Нуреев в состоянии бешенства даже написал заявление об уходе, но в конце концов, как всегда, настоял на своем. Все закончилось «джентльменским соглашением», по которому из 25 спектаклей «Лебединого озера» 15 должны были идти в постановке Нуреева, а 10 — в постановке Бурмейстера.
Если в глубоко личном нуреевском «Лебедином озере», поставленном в Вене, принц стал центральной фигурой, а все прочие превратились в «продукт его собственного воображения», то его постановку в Париже можно было бы назвать «Ротбарт». Внутреннее томление венского Зигфрида воплощала Одетта-Одиллия, двойной персонаж, олицетворяющий духовные и плотские желания. Задумав этот балет в Вене на родине Фрейда, он решил показать внутреннее состояние принца Зигфрида, охваченного депрессией и находящегося в разладе с окружающими, он — марионетка в руках Ротбарта.
Не нужно говорить, что партию Ротбарта постаревший Нуреев создавал для себя, и в полной мере концепция его замысла проявилась 28 июня 1988 года, когда Нуреев в качестве Ротбарта выступал со своим молодым протеже — 21-летним датским танцовщиком Кеннетом Гревом, дебютировавшем тогда в Парижской Опере в партии Зигфрида. Вся Парижская Опера противодействовала этому выступлению.
Когда этуаль Парижской Оперы Элизабет Платель отказалась танцевать с Гревом, Рудольф сказал ей в антракте, что больше не хочет видеть ее в своих балетах, и та проплакала весь оставшийся спектакль… А на одном из приемов ей же плеснул в лицо стакан вина и целый год с ней не разговаривал.
«Люди годами ждут, пока им дадут роль, и тут неожиданно для всех появляется какой-то мальчик из кордебалета и сразу получает роль принца в «Лебедином озере». Это возможно лишь в том случае, если артист гениален, но о Кеннете, к сожалению, этого сказать нельзя. Администрация театра в конце концов просто запретила подобный шаг, но Рудольф буквально разъярился. Он считал себя хозяином в театре, и вдруг оказалось, что это не так». А его фаворит Кеннет настолько перепугался, что не мог ни дышать, ни говорить, ни танцевать, вспоминал Патрик Дюпон, который вскоре сменил Нуреева на посту директора балета Парижской оперы.
Тогда непримиримость своей позиции Нуреев объяснил журналистам так: «Если я уступлю, мной будут управлять профсоюзы». Но вообще-то всем было ясно, что Руди просто увлечен юношей, чья фамилия по иронии судьбы по-французски означает «забастовка». Она-то в театре и началась. Но Рудольфа было уже не остановить…
Это был сущий кошмар, фильм ужасов. Ещё до начала балета двое танцовщиков затеяли с Гревом драку, а во время спектакля один из артистов, пытаясь перед вариацией сбить с толку дебютанта, стоя за кулисами, показал ему обнаженный зад. Приступая к четвертому действию, несчастный просто не знал, что ему делать. Тем не менее, спектакль прошел удачно и, просматривая в записи ошибки дебюта после спектакля, Рудольф Нуреев вынес свой вердикт: «Он осторожный принц. И сразу видно, что он очень боится».
Роль №2: Цирюльник Базиль в балете «Дон Кихот»
Одной из самых ярких и темпераментных ролей в репертуаре Нуреева, где к тому же он мог продемонстрировать свои незаурядные актерские способности, была партия Базиля в балете «Дон Кихот».
Он станцевал её в Кировском театре в 1960 году. И во время этого дебюта Нуреев позволил себе нечто невероятное… Как и Нижинский, в своё время на сцену Руди выходит только в белом обтягивающем трико поверх балетного бандажа, не надев при этом короткие штаны с буфами, составлявшие в те времена часть костюма в последнем акте. То есть вышел как раз в том виде, в котором танцуют артисты во всем мире сейчас, но в котором в то время на сцену не выходил ни один советский танцор.
Перерыв длился почти час, а он доказывал начальству, находившемуся на грани инфаркта, что штаны режут линию ног: «С какой стати? На Западе давно уже все танцуют в одном трико. И я так хочу! Не нужны мне эти абажурчики».
Дублер Нуреева уже давно ушел, и заменить его никто не мог, но блюстители традиций не выпускали его на сцену. Ему грозили выговором, но он настоял на своем: «Заменяйте кем хотите. В этом уродстве я на сцену не выйду!»
И вышел именно в том, в каком и хотел. Зал ахнул! Он выглядел голым.
«После этого вечера уже ни один танцовщик не надевал на себя эти «абажурчики». В балетном костюме у советских артистов начиналась новая эпоха», — так об этом происшествии один артист рассказал Джули Кавана, автору самой подробной биографии Нуреева.
Нуреев внес в Кировский театр и ещё одно фундаментальное новшество: он танцевал на очень высоких полупальцах, удлиняя свои от природы довольно коротковатые ноги. Такая манера мужского танца тут же была перехвачена другими — ему стали подражать.
Попав на Запад, Нуреев не только покорял публику своим исполнением, он переносил балеты российского классического наследия туда, где их не знали, и сегодня его постановки — основа мирового балетного репертуара, например, Парижской оперы. Нуреев на Западе считается классиком и фактически создателем этого самого классического репертуара, столь же значимым, как у нас Мариус Петипа.
Нуреевский «Дон Кихот» стал первой полномасштабной постановкой балета на Западе. Через четыре года после Вены он перенес ее в Балет Австралии, где изначально и собирался ставить, но осуществить замысел смог лишь в 1970-м.
Во время репетиций ему пришла горькая весть о смерти любимого учителя Александра Пушкина. Еще через год выпустил премьеру в Балете Марселя, а в 1972-м по австралийской постановке снял фильм, дебютировав в качестве кинорежиссера.
В дальнейшем Нуреев перенес свою постановку в Цюрих, Осло, а в 1981 году — в Парижскую оперу, и это была его первая многоактная классическая постановка для легендарного театра, осуществленная за два года до того, как он возглавил в Опера балетную труппу и начал формировать там классический репертуар. С тех самых пор хореография Нуреева возведена во Франции в ранг национального достояния, где ни на йоту нельзя менять ни единого па.
Прежде всего зрителей в постановке Парижской оперы поражали костюмы и сценография Николаса Георгиадиса. Здесь чувствовался вкус самого Нуреева, который учитывал художник. Все в «Дон Кихоте» было сделано с избыточной роскошью. Выросший в нищете, попав на Запад, он возлюбил роскошь и богатство, о чем со всей очевидностью свидетельствовала обстановка в его парижской квартире (Набережная Вольтера, 23). Великий танцовщик так и не смог преодолеть свои детские комплексы, и презираемая древними эллинами чрезмерность всегда и во всем стала его ахиллесовой пятой. Она «перла изо всех щелей» во всех нуреевских постановках, зачастую находящихся на грани пошлости и китча, но никогда не преступающих эту опасную черту.
Партию Базиля он ставил для себя, применяя «высшую балетную математику» к своим незаурядным способностям. Особым обожанием пользовалось у Нуреева эффектное круговое движение ногой в воздухе — рон-де-жамб-ан-лер, которым он обильно оснащал почти всю свою хореографию. Высоко оценила этот балет лучшая Китри XX века — Майя Плисецкая, которой нуреевские недоброжелатели неизменно отвечали, что только ей одной эта хореография и нравится.
По прошествии времени армия ее поклонников во всем мире росла, а на Западе она стала абсолютным фактом классического танца. Сделанные в собственном вкусе, и прежде всего под самого себя, эти редакции (в которых он многое досочинил и изменил), действительно, сложны и неудобны для исполнителей.
Ко всему прочему они еще и перенасыщены движениями в единицу времени, а иногда находятся на грани плохого вкуса. И, тем не менее, именно они, со всеми своими недостатками, прижились во многих странах мира, уравнивают в правах мужской и женский танец и пользуются огромной популярностью как у артистов, так и у зрителей.
Балет №3: Арман в балете «Маргарита и Арман»
Балет Фредерика Аштона «Маргарита и Арман» в 1963 году создавался специально на Рудольфа Нуреева и Марго Фонтейн, и дуэт в нем 25-летнего беглеца из Советского Союза и 44-летней британской звезды давно стал легендой. Созданию балета предшествовала бурная рекламная компания. Принцесса Маргарет приходила смотреть, как ставится спектакль, а первую репетицию в костюмах фиксировали 50 фотографов. Снимки «нового Нижинского» украшали обложки ведущих изданий. Оформление Сесила Битона, хореография Фредерика Аштона, сплетни о романе между исполнителями – все становилось достоянием гласности и возбуждало интерес к постановке.
На балет Аштона, на образы Фонтейн и Нуреева очень сильно повлиял знаменитый фильм «Камилла» с Гретой Гарбо в главной роли. Этот же фильм вдохновлял и Сесила Битона. Роскошные бальные платья с голыми плечами, похожие на те, что носила в фильме Гарбо, идеально подходили Фонтейн, а Нурееву придавался «небрежный байронический образ».
Битон украсил почти все костюмы Фонтейн красными камелиями, но та потребовала заменить их на белые, поскольку в романе Дюма-сына, по которому ставился балет, Маргарита носит красные камелии в критические дни.
Рудольф, который смотрел этот фильм ещё в Ленинграде, оказался ещё более капризен. Ему не нравилось, что сюртук зрительно укорачивает ноги, и он доказывал, что с такими длинными фалдами он похож на официанта. Схватив ножницы, он кромсал ткань.
«Дейли экспресс» пронюхала о раздорах и раздула их в целую историю, ещё более распалив Нуреева, в результате чего на репетиции грянула буря. Танцовщик швырял в гримерке поднос с чашками чая, сорвал с себя рубашку, топтал её ногами и бросил в оркестр. Замахнулся хлыстом на помощника режиссера и вообще «продемонстрировал такой набор дурных манер, что мы дрогнули и исчезли с глаз долой в страхе и полном ужасе… Марго вела себя с ледяным спокойствием, точно ничего не случилось. При втором прогоне он вдруг стал танцевать, как в волшебном сне… вышло солнце!» — писал очевидец этих сцен в письме Битону, который пребывал в этот момент в Голливуде на съемках фильма «Моя прекрасная леди», за который, кстати, получил «Оскара».
Премьера же прошла на «ура». Она состоялась в высочайшем присутствии королевы-матери и принцессы Маргарет. В телеграмме друзьям счастливый Аштон сообщал: «Члены королевской фамилии и поданные 21 раз вызывали артистов». Критики отнеслись к новому сочинению Аштона осторожно: «Насколько балет с Фонтейн и Нуреевым наполнен сейчас, настолько без двух этих звезд станет проходным». На что Ричард Бакл нашел убийственный аргумент: «Что такое «Призрак розы» без Нижинского и Карсавиной?».
Наследники хореографа после ухода Фонтейн со сцены долгое время не доверяли балет никому. И только не так давно запрет был снят.
Балет №4: «Песни странствующего подмастерья»
Проникнутые бунтарским духом 70-е для Рудольфа стали временем экспериментов. Один из явно удачных – работа с Морисом Бежаром. Самый знаменитый хореограф XX века и самый популярный танцовщик не могли не встретится. Нуреев танцевал его «Песни странствующего подмастерья» двадцать лет и во всех театрах мира. В зрелые годы дуэт стал таким же коронным для Нуреева, какой была роль Альберта в его юности.
Один из танцовщиков труппы Бежара Роберт Денверс свёл знаменитого на весь мир танцовщика и хореографа, собирающего на выступления своей труппы стадионы: «Я договорился, чтобы Рудольф позвонил мне как-то вечером, когда я точно знал, что Бежар будет в моей квартире. Я подозвал его к телефону, так всё и началось». Другой звёздный артист — Паоло Бертолуцци, с которым дружил Нуреев, тоже замолвил словечко за друга, и Бежар создал для них па-де-де, которое теперь стало классикой XX века. Нуреев танцевал этот балет с разными танцовщиками, в том числе и с легендарным Хорхе Донном.
Для дуэта Бежар выбрал «Песни странствующего подмастерья» Малера, хотя тема отвергнутого влюбленного не имела никакого отношения к балету. Сюжет навеян образом средневекового подмастерья, странствующего из города в город. И зрителю предстояло самому решать, кто стоит за образом второго танцовщика в этом па-де-де. Кто он — отец, друг, брат, alter ego героя, его судьба или даже сама смерть?
Тема смерти завораживала хореографа. За год до «Песен» он поставил другой свой знаменитый балет «Быть может, это смерть?» по «Четырем последним песням» Рихарда Штрауса. «Я понимаю, почему публика любит это произведение, – говорил Нуреев. — Потому, что в этом дуэте выступает на поверхность наиболее правдивая и наиболее скрытая часть меня самого: моя уязвимость».
Действительно, созданный специально на Нуреева балет стал его портретом. «Здесь расставлены акценты на его одиночестве, на его резких переменах настроения и многочисленных парадоксах личности. На сцене был пылкий и тревожный, одухотворенный и приземленный, всегда окруженный людьми и бесконечно одинокий человек, царственный и измученный, мрачный и просветленный» — пишет в своей книге о Нурееве Ариан Дольфюс.
11 марта 1971 года толпа из 5800 человек набилась в просторный дворец спорта в Брюсселе. Люди стояли даже в проходах, и, как только закончилась 20-минутное па-де-де, зрители устроили небывалую овацию. Прием поразил даже привыкшего к экзальтированным выражениям восторга Нуреева: «Я подумал, что дело в акустике. Там были высокие своды, и, чем громче они кричали, вопили и хлопали, тем больше заводились и возбуждались. Они слышали себя… Они стали исполнителями. Публикой стали мы».
При том, что во время работы над постановкой танцоры между собой не избежали напряженных ситуаций. Нуреев выделил для репетиций всего восемь дней, и отношения между двумя знаменитостями только обострялись. «Рудольф ждал, что Морис даст ему, чего «поесть». То есть станцевать… Они были как два тигра в одной клетке», — вспоминал Роберт Данверс.
Испортились отношения и с Бежаром. Да так, что Бежар не разговаривал с Нуреевым до конца жизни. В 1986-м в Парижской опере Бежар по приглашению Руди сделал свой новый балет «Арепо» и после премьеры по традиции объявил имена новых этуалей — возвел в высший ранг Мануэля Легри и Эрика Ву Ана. Нуреев же в ответ созвал пресс-конференцию, на которой заявил, что аннулирует продвижение Бежара.
Тут уже рассвирепел Бежар, заявивший на национальном телевидении: «Я обвиняю господина Нуреева во лжи и в намерении организовать скандал, с целью, чтобы его имя, отсутствующее в программке спектакля, упоминалось в прессе… Я требую, чтобы незваного гостя выставили из Парижской оперы. Прощайте, господин Нуреев!»
Однако Нуреев сделал так, что прощаться с Оперой пришлось самому Бежару, которого обвинили в злоупотреблении властью и в желании самому занять пост руководителя балета в знаменитом театре.
Этот конфликт, который в прессе прозвали «войной балетных туфель», объяснил непосредственный его участник Мануэль Легри. «Бежар любил Эрика (Эрика Ву Ана) и хотел сделать ему царственный жест. Но он знал, что я очень нравлюсь Рудольфу как танцовщик, вот и решил, что лучше всего будет представить к званию этуалей нас обоих». Но через 7 лет, когда гроб с телом Нуреева выносили по ступеням Оперы, звучала музыка Малера, которую Бежар использовал для балета «Песни странствующего подмастерья».
Балет №5: Воин Солор в балете «Баядерка»
Главная и самая знаковая партия в наследии Нуреева – это Солор в «Баядерке». Именно с этого балета началась его международная слава, когда он оказался в Париже с гастролирующей в Гранд Опера труппой Кировского театра. «Я был поражен! Обаяние Нуреева было головокружительно!» — вспоминал Пьер Лакотт Нуреева в партии знаменитого индийского воина. Чтобы усилить эффект, Рудольф выступал в трико и тунике, эскиз которой придумал сам, и полностью изменил свою вариацию в па-де-де. С согласия Константина Сергеева, автора версии «Баядерки», он добавил в свою вариацию, и без того оснащенную его знаменитыми двойными ассамбле, ещё и супервиртуозные элементы из «Корсара». Публика впала в неистовство, вызывая Нуреева на поклоны, а критики сравнивали его с Богом танца Вацлавом Нижинским.
Помня успех, два года спустя Рудольф настоял на включении балета, а точнее, акта теней из него, в афишу английского Королевского балета, с труппой которой стал выступать после того, как оказался на Западе.
Он много лет готовился к этой премьере, которую показал в Ковент-Гардене в ноябре 1963 года уже в качестве не только танцовщика и исполнителя главной роли, но и балетмейстера.
Акт теней — первая его постановка в этом качестве. В труппе её приняли с триумфом. Рудольф в одночасье изменил, по словам руководителя Королевского балета Нинет де Валуа, «статус танцовщиков-мужчин, и поставил беспрецедентно высокую планку, которой остальные должны были соответствовать». Даже то, что на премьере он неудачно приземлился, исполняя перекидное жете, и, потеряв равновесие, бросился в кулису, никого не смутило. «Нуреев вылетел вон в припадке темперамента», – писала на следующий день британская пресса.
Балет Нуреев делал по Петипа, но расцветил постановку собственными штрихами, и с тех пор проделывал подобную операцию со всеми балетами, которые ставил. Он, например, внес туда новую коду, позаимствованную из другой части балета. Не обошлось и без импровизации – элементами, навеянными его любимым датским хореографом Августом Бурнонвилем, которые он использовал в соло Солора.
«Баядерка» стала «лебединой песней» танцовщика — последней в его жизни постановкой, которую он осуществил в Парижской опере за три месяца до смерти. Проводил репетиции Нуреев совершенно больным, двигаться практически не мог, так что замечания артистам делал, лежа на диване за кулисами.
На одной из них исполнительница роли Никии — Изабель Герен — не в силах видеть эту картину, рыдая, бросалась к смертельно больному хореографу в объятия. «Я никогда не забуду того мига; лицо сфинкса неподвижное, ничего не выражающее, глядящее вдаль» — запечатлел в своих воспоминаниях реакцию Нуреева Марио Буа.
В день премьеры 8 октября 1992 года Рудольф Нуреев лежал, обложенный подушками, в ложе справа от сцены. В другой ложе сидели Юрий Григорович и Нинель Кургапкина, его партнерша по Кировскому театру, которую он пригласил себе на помощь. А в антракте его друзья и коллеги выстраивались в очередь к его ложе, чтобы поздравить, но главное, чтобы попрощаться с ним.
Когда настало время последнего выхода на сцену, у Рудольфа спросили уверен ли он, что сможет выйти. «Да, я должен. Но давайте побыстрее», — был ответ.
И когда он вышел, поддерживаемый с обеих сторон своими премьерами Изабель Герен и Лораном Илером, зал погрузился в мертвую тишину. Публика просто не поверила своим глазам, и только потом взорвалась громоподобной овацией. Зрители плакали, крича «браво» и «прощай». Все понимали, что это — конец. Занавес упал и поднялся снова. Рудольф восседал на троне раджи, когда министр культуры Франции Жак Ланг повесил ему на шею знак Командора ордена Почетного легиона…
А 6 января 1993 года в 15 часов 30 минут, накануне православного Рождества, Рудольф Нуреев скончался.
Источник: mk.ru
