«Я всегда хожу вниз головой»
Наталья Крофтс родилась на юге Украины, в Херсоне. Училась в США, потом — в Москве и Оксфорде, жила в нескольких странах, побывала в более чем шестидесяти — от Новой Зеландии до африканской Ботсваны и южноамериканской Боливии. Сейчас живет в Сиднее. Эти несколько строчек из биографии современного русского поэта не могут передать широту ее взгляда на нашу планету, кажущуюся многим крохотным голубым шариком.
С Натальей корреспондент «МК» поболтал о племенах Вануату, еще полвека назад практиковавших каннибализм, о ручных гепардах Намибии, о кенгуру, способных травмировать человека, об огромных летучих жителях Австралии, которые на самом деле не мыши, а лисы, причем вполне милые. И о том, что ощущает русский человек на краю Земли.
Кенгурята легко идут на контакт с людьми. Фото: Наталья Крофтс.
— Наталья, как ты стала австралийкой?
— Австралийкой я себя не считаю, просто русской, живущей по семейным обстоятельствам где придется. (Смеется.) Я никуда не собиралась уезжать, но так получилось, что жила в восьми странах. Еще в школе я выиграла конкурс, где нас, победителей, заслали на год в США. После вернулась в Россию, окончила МГУ, и меня пригласили в Оксфорд. А с какого-то момента стали уговаривать перебраться в Австралию, но в мои планы это никак не входило. И вдруг на работе предложили место в нашем филиале в Сиднее — и я решилась. Но довольно скоро жизнь на самом краю земли стала меня тяготить — тогда возникла перспектива поработать в Омане. Я о такой стране и не слышала, поэтому проверяла в Интернете, что это за Оман и с чем его едят. В итоге мне там очень понравилось, 9 месяцев я провела в этом сказочном государстве. А дальше были Объединенные Арабские Эмираты и вся ближайшая география от Кении до Сингапура. И снова — Австралия, на этот раз — уже надолго.
Русский след на австралийском берегу
— Как путешествия влияют на твою поэзию, ты ведешь что-то вроде путевых дневников?
— Я год жила в Штатах — и это никак не отразилось на поэзии. А пробыла всего несколько дней на Сицилии — и появилась миниатюра «Сицилия. Отзвуки войны» о моей случайной беседе с итальянским старичком, ветераном Второй мировой.
Оставила свой след и Флоренция:
Остатки снега с черепичных крыш
прозрачным языком февраль слизал.
Флоренция. Туман. Из темных ниш
на нас глядят белесые глаза.
А встреча в Иордании с Мертвым морем и древним набатейским городом Петра произвела на меня такое огромное впечатление, что сразу же после поездки я закончила «Письма с Мертвого моря»:
Хочешь, я привезу тебе соль из далекого моря?
Белоснежно-сверкающий, твердый, искристый кристалл.
Он впитал
столько слез и веков, столько воли и боли…
Даже доли соленой той соли
ты в Европе, поверь, дорогой, никогда б не достал.
И в Австралии сложился цикл «Песни австралийских славян». Хотя стихи эти больше не о континенте, а обо мне:
Ни вины, ни войны, ни выстрелов —
одиночество, мир иной.
Я живу далеко на выселках,
я планету себе здесь выстрою,
окрыленную тишиной.
— А кто первым воспел зеленый материк и попытался литературно осознать свое пребывание на нем?
— Классик Серебряного века Бальмонт:
Я на краю Земли. Я далеко на Юге.
Не юге разных стран, — на юге всей Земли.
Моя заря горит на предполярном круге.
В моих морях встают не часто корабли.
Кстати, Австралию Константин Дмитриевич ругал — и в письмах, и в стихах. Потом здесь было много выдающихся личностей: от многоликого и неутомимого Сергея Алымова, автора песни «Хороши весной в саду цветочки», до Михаила Волина, его романс «Дорогая пропажа» мы все знаем в исполнении Вертинского. Мне лично очень близок Борис Нарциссов, прекрасный поэт, родившийся в России, выросший в Эстонии и умерший в Вашингтоне. В его стихах об Австралии ощущается ужас от того, насколько далеко от привычного ему мира он оказался:
Этот серо-зеленый покров — эвкалипты.
Это — шкуры змеиные слезшей коры.
И вот так без конца. И ты знаешь: погиб ты
Здесь, в краю эвкалиптов и тусклой жары.
Конечно, в наши дни отсюда можно поддерживать связь со старыми друзьями, читать русские книги, смотреть русские фильмы. Но действительно: вот представь себе эту точку на глобусе. И я — в этой точке. Как я попала сюда? Эта точка и я в ней — реальность? Если сюда прилететь сразу из России, то как-то легче: природа замечательная, зверушки прыгают. А если пожить в Европе, где из Англии во Францию можно попасть за 2 часа, то отрыв от общеевропейской культуры ощущается так, будто у тебя коврик из-под ног выдернули. И ты вынужден заново изобретать самого себя.
Этот кенгуру выглядит серьезно. Фото: Наталья Крофтс.
— У вас издаются журналы на русском языке, даже литературные. Как вообще дела с русскоязычной прессой, она имеет давнюю историю? И читала ли ты «Горизонт + МК в Австралии»?
— Да, в «Горизонте» как-то вышла моя подборка. Наша пресса появилась тут в 1916 году, и это были революционные издания! В Российской империи революционеров ловили и ссылали в Сибирь. Для тех, кто не хотел там оставаться, существовала проторенная дорожка вниз через Китай. Прыгаешь на пароход и плывешь, пока не закончатся деньги. Как правило, они заканчивались в Брисбене. Здесь борцы за освобождение пролетариата высаживались и продолжали классовую борьбу. Но дело в том, что классов тут особо не было. Они все равно затевали свои издания, правительство их закрывало, они снова открывали ту же газету под другим названием. Эта веселая игра продолжалась, пока не грянула Февральская революция и все они не отправились домой.
Антиподы из страны кенгуру
— Наталья, я не могу не задать этот вопрос. Подтверди или опровергни — у вас люди ходят вниз головой?
— Ты же меня знаешь, я всегда хожу вниз головой. Мы антиподы, как писал классик, с этим не поспоришь. У нас другое звездное небо. Но для меня здесь самое необычное и самое прекрасное — это животный мир, особенно движения кенгуру. К этому тебя ничто не подготавливает, нет такого опыта в северном полушарии. Наиболее близкое — это прыгающие белые штучки на планете Люка Скайуокера в «Звездных войнах».
А еще я здесь пристрастилась к подводному миру. Австралия местами выжженная, плоская, ничего особенного не происходит на поверхности, но опускаешь лицо в воду и видишь необычайную красоту. Я подружилась и с осьминогами, и с акулами — с последними, правда, не всегда по собственной воле, они сами как-то присоседились. Хотя акулы тоже разные — есть просто очаровашки, как, например, махонькая эполетная акулка. И китовая акула — огромная, но абсолютно безобидная. Я и с морскими дьяволами плавала, это гигантские скаты такие.
— Океан завораживает?
— Океан везде разный — в Австралии, на Филиппинах, в Фиджи или, например, в Вануату — разная подводная жизнь.
К слову, в Вануату до 1969 был каннибализм. Молодежь его не застала, а вот старшее поколение еще смотрит на тебя вполне себе со знанием дела. Но оказалось, что жители там просто прекрасные: добрые, готовые помочь, и не потому, что чего-то от тебя ждут! Там чаевые давать и брать не принято.
Акула-а-а, мы друзья! Фото: Наталья Крофтс.
И природа изумительная, она буквально кормит народ. Помню, во время похода по джунглям проводник явился только с огромным мачете, без рюкзака. Я огорчилась: обычно они приносят обед, значит, голодными будем. Ага! Мы выползли из джунглей с полными животами и полными рюкзаками. Фрукты, овощи, мидии прямо на берегу. Мне рассказывали, что некоторые люди там целый год лежат на скамеечке, ничего не делают. Наступает момент, скажем, платить за школу. Пошли в лес, что-то собрали, продали, отдыхают дальше.
— А австралийские аборигены загнаны, как индейцы в Америке, в резервации? Или гуляют по улицам мегаполисов с бусами, кольцами в носу?
— В США за год я увидела одного индейца, и то одетого по-современному. Хотя многие американцы утверждают, что в их жилах течет индейская кровь — это у них сейчас модно.
И в Сиднее исконного населения я практически не вижу. Если пойти в туристические места, там есть пара человек разрисованных, с соответствующей шевелюрой, со знаменитой трубой диджериду. Но это же фальшивка, рассчитанная на туристов.
Да, где-то есть общины. Я была знакома с документалистом Солом Шульманом — он специально путешествовал, чтобы отыскать поселения аборигенов. Но это нужно задаться целью. А вот в Новой Зеландии местные маори повсюду, есть государственный телеканал на их языке. В Австралии, конечно, не так — по крайней мере, в тех штатах, где я была.
— Слова аборигенов попали в австралийскую версию английского?
— Топонимика часто местная. И, конечно, есть слова, которые вошли не только в английский, но и в русский язык. «Кенгуру», например, — это название конкретного вида кенгуру на одном из северных языков. «Бумеранг» тоже пришел к нам от австралийских аборигенов.
Ручные гепарды и пионеры на великах
— Чем улицы Сиднея отличаются от улиц любого южного города?
— Как это ни парадоксально, но в Сиднее есть места, которые напоминают мой родной Херсон. Год основания почти один и тот же. Здания есть похожие, и платаны повсюду растут.
Только здесь на балконы прилетают какаду. В первый раз я была в диком восторге, выбежала к ним с фотоаппаратом. А потом эти негодяи сожрали мой укроп и базилик. Тогда мы решили поставить сеточку вокруг горшков с зеленью, как от кур делается. Попугай прилетел, сел рядом, наблюдал за процессом: «Тэ-эк, что это вы, милые люди, тут с моим укропом делаете?». А как только человек отошел, какаду тут же клювом все это дело стал отвинчивать. Мы подумали, раз с зеленью не получилось, поставим на балконе лимонное дерево в кадке. Но они съели сначала лимончики, потом цветочки, листочки, веточки, разве что кадку и землю не тронули.
Пернатые хулиганы на балконе. Фото: Наталья Крофтс.
— Какаду занимают нишу наших голубей?
— Нет, есть коричневая птичка, похожая на скворца, индийская майна. Достаточно агрессивная, их завезли, и они вытеснили многие виды. Недавно ко мне синица прилетела, заинтересовавшись моим завтраком. А еще есть кукабарры — птички, похожие на маленьких медвежат: крепенькие, пухленькие и с отличным «чувством юмора». Они постоянно смеются — то ли над нами, то ли над собой.
— А какие представители фауны опасны?
— Опасными могут быть даже кенгуру! Их можно угостить морковкой, они ее вежливо возьмут. Но все-таки надо понимать, что это — дикие животные, и если им что-то не понравится, они могут человеку живот распороть задними лапами.
Когда я по Кении ездила на велосипеде, я уточнила у гида: «Кого надо бояться, львов-гепардов?». Он сказал: «коты» — это далеко не самое страшное. А вот если видим слонов или бизонов, даже на горизонте, то молча разворачиваемся и чешем в противоположную сторону.
В ЮАР мы как-то поехали в парк. И только разместились, в нашу палатку пришла погостить ядовитая змея.
В Австралии змеи — тоже не наши ужики и даже не гадюки. Если кусанут — иногда даже «скорую» вызывать бесполезно. Но я знаю людей, которые выросли рядом с лесами — и ничего страшного. Если идешь и топаешь ногами, змеи благоразумно уходят в сторону — зачем им ценный яд тратить, все равно мы для них несъедобные.
— Расскажи про ужасающих гигантских летучих мышей, их фото мы все видели в пабликах социальных сетей. Они правда огромные, как наволочка от большой подушки?
— Скорее всего, ты имеешь в виду летучих лисиц. Когда я их первый раз заметила на пальме, подумала, что это плоды висят — они таким скромным кулечком на день сворачиваются, чтобы поспать. И вдруг этот «кулечек» начал шевелиться, и я, конечно, завизжала от неожиданности. Но если приглядеться, они симпатичные и напоминают лис, только висят вниз головой, как у нас принято. (Смеется.) А так они ничего — фрукты едят. Только могут разносить проказу, поэтому их советуют не трогать, особенно если животное находится на земле, где ему быть не полагается.
— На одной из фотографий ты играешь с пятнистыми хищниками, как с котятами. Где это было?
— В Намибии. Это домашние гепарды, их еще котятами спасли. Совсем ручные: подходят, начинают руки лизать. Но это не оттого, что покорность свою хотят показать. Как объяснил владелец, у людей руки соленые, а им соли хочется! В сегодняшней Африке гепардам очень плохо, им нужна территория, а ее остается все меньше! Леопарды сидят на дереве и ждут, что кто-то станет под ним, затем прыгают, хватают и затягивают добычу наверх. А гепард привык бегать и искать.
Домашние «котики» в Африке. Фото: Наталья Крофтс.
— Ты хорошо знаешь Африку?
— В тропической Африке я была в 10 странах: Руанде, Уганде, Кении, Танзании, Замбии, Малави, Занзибаре, Намибии, Ботсване и ЮАР. Ну и в Северной Африке, конечно, — в Египте и Марокко. А к востоку от Африки еще есть чудесный остров Мадагаскар, где я влюбилась в лемуров. Они такие интеллигентные создания, просто чудо!
— А в каких еще странах ты была?
— Всего в 63 — все не перечислить. В Латинской Америке — в Бразилии, чтобы посмотреть на местных зверей в районе Пантанал. В Боливии — ради огромного соленого озера Уюни, в Аргентине — ради водопадов Игуасу. В Эквадоре — Амазонка и Галапагосы… И конечно, наведалась в Перу, чтобы дойти до Мачу-Пикчу, высокогорного древнего города доколумбовой Америки. Но это не для слабонервных: идти долго и все время вверх.
Древний город Мачу-Пикчу на территории Перу. Фото: Наталья Крофтс.
Азия для меня — это Кампучия, руины древнего Ангкор-Вата. Вьетнам — прекрасная бухта Халонг. Лаос — сплав по реке Меконг. Я с детства нигде не встречала пионерских галстуков, кроме Лаоса: там пацаны на великах гарсают с алыми лентами на груди.
— Как тебе удается все совмещать: работу, поездки, творчество?
— Я консультант по стратегии для корпораций и министерств. Как раз благодаря профессии я и объездила весь мир. Другая часть меня — это литература. Наверное, я и есть тот самый доктор Джекил и мистер Хайд, в котором уживаются разные люди. Кроме того, я мама троих детей, моему младшему 4 года, а старшему — 25!
Знаешь, раньше была система земледелия: трехполье. На одном поле сеешь рожь, на другом просо, а третье отдыхает. Наверное, так и у меня получилось в жизни.
Река Миконг в Лаосе. Фото: Наталья Крофтс.
Источник: mk.ru
