Уральскую выставку Бажова «не довезли» до столицы
Пока Москва и Петербург оспаривают друг у друга монополию на Достоевского, а в Украине сносят памятники Пушкину, Государственный литературный музей решил напомнить, что русская литература создавалась не только в столицах и даже не в пределах средней полосы, где и Ясная Поляна, и Спасское-Лутовиново, и Тарханы прекрасно разместились. К 9 августа гослитмузеевцы привезли из Екатеринбурга экспозицию о Павле Бажове, местом временного размещения которой стал московский Музей Серебряного века. В первый день работы выездную версию выставочного уральского проекта посетил корреспондент «МК».
Фото: Иван Волосюк
Дом Брюсова на проспекте Мира, где расположен музей, — сам по себе притягательная литературная локация. Благородная мраморная табличка на здании сообщает, что здесь жил, творчески работал и умер Валерий Яковлевич — пришедших сюда впервые (если такие остались) это сразу настраивает на нужный лад. Собственно, экспозиция об авторе «Малахитовой шкатулки» — как раз о жизни и смерти.
Правда, проект «Урал Бажова. Сила места» по пути через всю страну в Москву «растерял экспонаты». Я имею в виду, что в Ульяновске в местный музей Гончарова 20 июля посетителей звали посмотреть на «письма, дневники и фотографии писателя, а также его личные вещи, в том числе любимый свитер». И «поставщиком» литературных артефактов выступал Объединенный музей писателей Урала. К нам же уважаемые коллеги привезли только художественные фотографии (судя по всему, отпечатанные заново с архивных диапозитивов и т.д.). Возможно, выставка существует в нескольких версиях, но в любом случае размещенные в двух залах особняка фотополотна дают широкий контекст биографии классика и формируют представление о суровой природе и труде жителей его малой родины.
Большинство фотографий, а точнее все, кроме одной, — черно-белые. Они рассказывают об Урале и жизни Бажова. Единственный цветной снимок — о смерти: он показывает по-сталински торжественное прощание с Павлом Петровичем в Свердловской филармонии 9 декабря 1950 года.
Условно все материалы можно разделить на несколько категорий.
К историческим отнесем, например, «Вокзал в Екатеринбурге. 1900-е годы», «Главный проспект. 1880-е», «Гостиный двор».
Каким был Урал до революции — вот о чем на визуальном уровне повествуют эти бесценные кадры.
А о том, как и в каких условиях жили и трудились люди, — говорят «Торговля квасом на Сенной площади. 1900-е», «Рынок на Щепной площади», «Сборы старателя. 1900-е», «Крестьянин на пашне» (правда, это уже 1930-е годы), «Портрет семьи из Сысерти», «В сапожной мастерской» и другие.
Визуальный слой — только первый из нескольких. Если «вчитаться» в подписи — можно узнать чуть больше. Вот что мне бросилось в глаза. «Гостиный двор» в ЕКБ сегодня — это площадь 1905 года. Сенная — Парк им. Павлика Морозова. Главный проспект, видимо — ул. Ленина.
По историческим названиям годы советской власти прошлись катком — повезло только улице, переименованной в ул. Бажова. Бывшая Обсерваторская в начале прошлого века была густо завалена грязью, сегодня заасфальтирована. Прогресс очевиден. В остальном все очень печально. Но, к слову, дореволюционный нейминг делался по петербургскому и московскому образцу, а Павлик Морозов — хотя бы местный персонаж.
Я отдалился от темы — но и на выставке собственно бажовские сюжеты появляются не сразу.
Им предшествуют уже упомянутые исторические, промышленные фото — золотого прииска, золотопромывальной фабрики, рудника и металлургического завода. Затем идет «артхаусная» серия современного фотохудожника Федора Телкова «Сказы» — она находится на стыке, так как запечатлевает природу, таинственные леса, деревенские избы с характерными мифо-фольклорными деталями, пугающие подземные ландшафты, где, кажется, вот-вот из глубин появится Великий Полоз и его дочери или уральский аналог подземного стража — Доброго Шубина.
И только потом приходит черед Бажова.
Мы видим портреты, датированные последними годами земного пути писателя. Маленький Павел с родителями. Молодой Павел Бажов (почти всю жизнь учительствовавший в разных заведениях) с выпускницами Епархиального женского училища. Бажов с супругой Валентиной Александровной и матерью Августой Стефановной. С дочерью Ариадной и внуком Никитой.
«Смена кадра» — а точнее, власти и общественной формации — и начинаются социалистические реалии. Бажов с членами политотдела 29-й стрелковой дивизии, писатель в редакции «Уральского рабочего», он же с широким, как скатерть, письмом читателя «Крестьянской газеты».
Другие времена — другие читатели — другая литература.
А один кадр поражает своей эпичностью. 30-е годы. Бажов с камнерезом Данилой Зверевым. Горщик (специалист по добыче самоцветов) Данила Кондратьевич — с мудрым, как у Михаила Бахтина или Николая Федорова, лицом, гениальный своей близостью к народу, как сеятель, изображенный Иваном Шадром.
И в этот момент ты начинаешь «распутывать клубок».
«Шкатулка» публиковалась с 1936 по 1945 год. Зверев — это тот самый Данила-мастер. Родонит, хризолит, яшма, агат, аметист, горный хрусталь и малахит перекочевали в поэтическое пространство сказов «из рук» этого человека, он выступил посредником перемещения горных сокровищ в образцовую литературу.
Может быть, стихи и рождаются «из сора», но уральские рассказы своим происхождением обязаны более прочным минералам и породам — и людям иной породы. Посмотрите на актеров Свердловского ТЮЗа, ставившего главное произведение Бажова на своей сцене в 39-м, — и вы поймете, о чем я.
«Тактильного» присутствия главного героя выставки лично мне не хватало. «Трудовая» патетическая составляющая зацепила особенно, но здесь сработал личный фактор — мой отец был горняком. Но если смотреть «Урал Бажова» — то только неспешно. Иначе все эти фотокартины просто не раскроют себя.
Источник: mk.ru
