От Микеланджело до Гюго
В Государственном музее им. Пушкина открылась выставка «Как наши годы летят…». Она стала откликом на последние события в мире, когда из-за пандемии многие люди, перешагнувшие рубеж шестидесяти пяти лет, оказались отрезанными от активной социальной жизни. Создатели проекта хотели напомнить, что 65+ – это не закат жизни, а возраст, в котором человек ещё полон творческих сил и устремлений. Свидетельство тому – судьбы выдающихся деятелей культуры, портреты которых представлены в экспозиции. О том, кто из великих сохранил бодрость духа и в почтенные годы, узнал корреспондент «МК».
Выдающихся деятелей, перешагнувших за рубеж шестидесяти пяти и продолжавших творить, настолько много, что экспозиция заняла целых четыре зала. При этом, как отмечает в беседе с корреспондентом «МК» старший научный сотрудник музея Светлана Белехова, создатели выставки не стремились соблюсти хронологию при размещении портретов.
— Тут перемешан и восемнадцатый и девятнадцатый век, и русские и западноевропейские деятели, потому что бег времени одинаков для всех, – говорит она. — Одинаково люди в разных странах продолжают иметь активную жизненную позицию и в зрелом возрасте.
Великий Микеланджело Буонарроти в возрасте шестидесяти шести лет создал фреску «Страшный суд» в Сикстинской капелле Ватикана. Рядом с его портретом – изображение другого гения, Мигеля де Сервантеса, в шестьдесят восемь лет завершившего роман «Дон Кихот». Иоганн Вольфганг Гёте в восемьдесят продолжал работать над «Фаустом». В следующем зале с картины смотрит Виктор Гюго. Он начал печататься в двадцать лет, а после публикации романа «Собор Парижской Богоматери» стал признанным вождём французского романтизма.
— Работать Гюго продолжал до конца своей жизни – рассказывает Светлана Белехова. – В шестьдесят шесть лет написал, а в шестьдесят семь опубликовал роман «Человек, который смеётся», а ещё через пять лет – «Девяносто третий год». Скончался он в Париже возрасте восьмидесяти четырёх лет от пневмонии. В церемонии прощания приняли участие около миллиона человек.
Масштабными были похороны и другого героя выставки – Василия Андреевича Жуковского. Замечательный поэт, один из основоположников романтизма, критик, переводчик, друг Пушкина, он был учителем русского языка великой княгини, а впоследствии императрицы Александры Фёдоровны и наставником наследника престола, будущего императора Александра II. В 1841 году Василий Андреевич сложил с себя все педагогические обязанности и уехал в Германию, где женился на Елизавете Рейтерн – дочери своего друга-художника. Сначала они жили в Дюссельдорфе, потом во Франкфурте-на-Майне, а затем в Баден-Бадене, где в 1852 году Жуковский и скончался.
— Связь с родиной поэт не прерывал, – объясняет Светлана Белехова. – К нему постоянно приезжали соотечественники, которые рассказывали о событиях в России, о литературных новинках, обо всём, что могло его интересовать в жизни страны. Но главным литературным трудом тех лет для Жуковского стал перевод «Одиссеи» Гомера. Несмотря на то, что зрение Жуковского под конец жизни совсем ослабело, он продолжал работать до последних дней.
В одном из залов можно увидеть комплекс портретов пушкинских современников. Всем им поэт посвящал строки своих стихов и прозы. В центре – Николай Семёнович Мордвинов, русский флотоводец и государственный деятель, автор значимых трудов по экономике, финансовой политике, сельскому хозяйству и банковскому делу. Слыл самым либеральным человеком в русском правительстве. Пушкин писал, что «Мордвинов один в себе заключает всю русскую оппозицию».
— Он был единственным человеком из членов Верховного уголовного суда, кто в 1826 году отказался подписать смертный приговор декабристам, – отмечает Светлана Белехова. – Обратите внимание на его лицо. Оно удивительно совпадает со словами дипломата и литератора Филиппа Вигеля, который, встретив Мордвинова, писал, что «не имел понятия о необыкновенной красоте, которую может иметь старость». А вот как он описывает внешность Мордвинова: «Передо мною был человек не с большим лет шестидесяти, невысокого роста, одетый с изысканною опрятностью, в черном фраке не нового покроя, с расчесанными и на обе стороны распушенными белыми волосами, с чрезвычайною живостию во взорах».
Портрет Мордвинова с двух сторон окружают полотна, на которых изображены два замечательных баснописца: Иван Крылов и Иван Дмитриев. В 1838 году широко отмечалось пятидесятилетие литературной деятельности Крылова. Современники вспоминали: «Окруженный в свете общим уважением и любовью, Крылов дожил счастливо до маститой старости, сохраняя прежний бодрый вид, свою величественную осанку, свой веселый, кроткий и приятный прав, остроумный разговор и самый простой образ жизни». Рядом с портретом в витрине расположились издания басней Крылова, расходившихся баснословными для того времени тиражами.
В каждом зале находятся сразу несколько часов восемнадцатого и девятнадцатого веков – символов стремительно бегущего времени. Элементом художественного решения выставки стали алые баннеры, на которых поместили аннотацию к экспозиции и высказывания долгожителей о возрасте и преимуществах, которые даёт зрелость.
Особенно впечатляют женские образы. Например, две знаменитые Екатерины – Екатерина II и её сподвижница Екатерина Романовна Дашкова.
— Она сыграла значительную роль в перевороте 1762 года, в результате которого императрица взошла на престол, – объясняет Светлана Белехова. – Позже Дашкова впала к государыне в немилость, последние годы провела в опале, но не в бездействии. Она продолжала работать над «Записками», в которых описала и правление Петра I и восшествие на престол Екатерины II.
Светлана Белехова признаётся, что среди героев выставки ей особенно симпатичен Сергей Григорьевич Волконский – декабрист, герой войны 1812 года и заграничных походов русской армии, кавалер русских и иностранных орденов. Он был приговорён к смертной казни, которая впоследствии была заменена каторгой с последующим поселением в Сибири.
— Многие ломались: слишком тяжелы были условия, слишком разителен переход от одного состояния к другому, но Сергей Григорьевич не сломался – рассказывает Елена Белехова. – Он продолжал активно жить и в Сибири. Причём современники вспоминали, что Волконский сильно опростился, не порывал связи со своим кругом, но его часто можно было увидеть на базаре среди крестьян, обсуждающим хозяйственные проблемы. Свою жизнь считал вполне состоявшейся и ни в чём не раскаивался.
Вернувшись в Европейскую Россию после амнистии, бывший декабрист трижды бывал за границей, встречался там с Герценом и Тургеневым. Кстати, именно Волконский послужил прототипом для героя незавершённого романа Толстого «Декабристы». Под конец жизни Сергей Григорьевич работал над записками, в которых создал живую картину эпохи. Их опубликовали в 1901 году. Это издание представлено на выставке. Современник вспоминал о Волконском: «Я нашёл его хотя белым, как лунь, но бодрым, оживлённым и притом таким нарядным и франтоватым, каким я его никогда не видывал в Иркутске; его длинные серебристые волосы были тщательно причёсаны, его такая же серебристая борода подстрижена и заметно выхолена, и всё его лицо с тонкими чертами и изрезанное морщинами делали из него такого изящного, картинно красивого старика, что нельзя было пройти мимо него, не залюбовавшись этой библейской красотой».
Персонажи выставки – актёры, писатели, художники, государственные деятели, представители высшего света и даже крестьянка ста восьми лет – опровергают слова героини «Анны Карениной»: «Только в России люди в пятьдесят лет считают себя стариками, а что во Франции пятидесятилетний человек считает себя в расцвете лет, а сорокалетний – молодым человеком».
Эти люди не считали себя стариками, и право на это им давала активная жизненная позиция, неугасающий интерес к происходящему вокруг и стремление воплотить свои творческие идеи, которое не проходило и в возрасте 65+.
Источник: mk.ru
