«Ромул Великий» между комедией и трагедией
У артиста Владимира Симонова из Вахтанговского театра пальцы как у пианиста-виртуоза, длинные и красивые. Проходя вдоль пепельного цвета стен, он ощупывает их, точно слепой. Симонов не пианист, он — артист-виртуоз, ради которого непременно стоит прийти на премьеру «Ромула Великого» — ее представили на Новой сцене театра.
Великий Ромул — Владимир Симонов.
То, что происходит на сцене, иначе как пожаром в сумасшедшем доме во время наводнения не назовёшь. Воды по колено, слава Богу, нет, но все, как один, здесь безумны — император Восточной Римской империи, премьер министр, военный министр, префект кавалерии, патриций. И имена у них такие, что поди запомни — Спурий Тит Мамма, Тулий Ротунд… Карикатурные персонажи как наскипидаренные влетают к императору, захлебываясь, докладывают. Из того, что они несут, ясно одно — великий Рим вот-вот падет под натиском германцев. И если им верить, у императора Ромула Великого остался один шанс спасти великую империю. Шанс этот сам в руки плывет в образе тучного фабриканта штанов, готового дать врагу солидного отступного, но при одном условии — он женится на дочери императора, принцессе Рее.
И только один император Ромул спокоен, не спешит и ничуть не расстроен трагическими новостями. Какие там германцы? У него, простите, куры. Да-да, квочки в перьях. Несушки, которым почему то присвоены имена высокопоставленных особ, волнуют его больше, чем судьба империи. Видывал ли свет таких правителей в далеком прошлом или обозримом настоящем?
А швейцарский драматург Фридрих Дюрренматт, будучи одержимым интересом к эпохальным историческим событиям, ещё в середине прошлого века написал пьесу о низложении последнего императора Западной Римской империи — Ромуле, произошедшем, как теперь доподлинно известно, 4 сентября 476 года. Только Ромула, не уважаемого современниками и пренебрежительно называемого "мелкий Август" (Augustulus), Дюрренматт нарек Великим и, спустя 19 веков, выступил его адвокатом — в театре.
Естественно, что, дав волю воображению при описании исторического события, драматург обезопасил себя, назвав жанр «исторически недостоверной комедии» — так ли было все на самом деле и таким ли гуманистом был император, поди докажи. Но при помощи комического жанра он попытался ответить на более чем серьёзные вопросы — стоит ли любви Великая империя, если из-за ее преступлений «любовь стала горше полыни?» Или кто больше заслуживает любви — Родина или конкретный человек? Из-за них, проклятых, Ромул желает гибели своей империи.
Тут, что называется, беседы с Сократом были бы более уместны, а они, понимаешь, комедию ломают. Режиссёр премьерного спектакля Уланбек Баялиев (в Вахтанговском после «Грозы» Островского это его вторая постановка) поставил сложную задачу соединить философию с комедийным жанром, взяв за основу искусство комедии масок, которым традиционно владеют вахтанговцы. С деревянной маски, собственно, и начинается спектакль: актер Филакс (Павел Тэхэда Карденас) у микрофона являет нам искусство высокого оперного вокала и пластики.
Фото предоставлено пресс-службой театра
Другие персонажи лишены масок, но сами они — как гротесковые маски с выбеленными лицами. Демоническая императрица Юлия (Яна Соболевская), женоподобный, с манерами трансвестита Зенон (Владис Демченко), военный министр, точно ожившая марионетка в кудельках (Олег Лопухов), громила, префект кавалерии (Виталий Семёновс), от страха приседающий премьер-министр (Сергей Пинегин), циничный фабрикант штанов (Евгений Косырев) и мелочный антиквар (Олег Форостенко).
Находясь в суете и движении (Филакс в исполнении Тэхэда Карденаса всеобщую суету сопровождает сальто, прыжками, шпагатом), они остаются масками вне зависимости от приближающейся катастрофы.
На контрасте с ними существует император Ромул в исполнении Владимира Симонова. У него ни маски, ни грима: по Дюрренматту он — Великий, а истинное величие не требует внешней защиты, раз он и смерть готов принять от германцев. «Какого ответа ты ждёшь от гигантского здания Римской империи? Что может сказать император, восседающий на трупах своих и чужих сыновей? Рим ослабел, но преступления ему не отпущены. Мы проливали чужую кровь. Теперь придётся платить собственной. Я говорю о справедливости… Я сознательно погубил государство, которое вы хотите защищать».
В этом государственном балагане чистой трагической нотой звучит только тема любви, которую не предаст один император — его дочери Реи (Евгения Ивашова) и ее жениха Эмилиана в исполнении Владимира Логвинова. И его небольшая, но сильная работа — ещё одна удача к уже имеющимся.
Эмилиан — Владимир Логвинов. Фото предоставлено пресс-службой театра
Симонов — виртуоз, который ведёт своего героя не спеша — вот он прикинулся искушенным куроводом в распахнутом халате вместо тоги, а через минуту он — философ и мудрец. Вот он, ослепший от горя отец и муж, ощупывает пальцами, как у пианиста, стены, и тут же кудахчет, как собственные куры, таким манером разговаривая с князем германцев (Максим Севриновский), тоже знатным куроводом. Этот птичий этюд на двоих неизменно вызывает аплодисменты. Клоун, шут, фигляр, желающий гибели своей империи, прогнившей в конец. Осознанный выбор, которым, очевидно, он и заслужил прозвище «мелкий Август». Этот истинный эпикуреец возлежит на ковре и на шаркающих ногах старика покидает зал. Последнее его слово к победителю:
— Я осудил Рим — меня пугало его прошлое. Ты осудил Германию — тебя пугало ее будущее. Мы были во власти призраков: ведь мы не распоряжаемся не тем, что было, не тем, что будет. У нас есть власть лишь над настоящим. Но мы о нем не думали и потерпели крах. Теперь, сидя на пенсии, придётся заново пережить свою жизнь. Попробуй внести разум в безумие.
В этот момент музыка Фаустас Латенаса, которую он незадолго до смерти успел написать к спектаклю, от мрачного напряжения в течении всего действия наконец открывается благостным светом.
Пьеса «Ромул Великий», написанная в середине прошлого века, похоже, не потеряет актуальности никогда. Падение любой империи — эпохальный момент, а вопрос — государство или человек — вечный, и ответ на него всегда будет решён не в пользу последнего. Даже если это не какой-то абстрактный человек, а сам император, президент или лидер партии, государства. Только такой, как у Дюрренматта — его образ утопический. Но помечтать то можно.
Блиц-интервью с Владимиром Симоновым после спектакля.
— Володя, ты — большой специалист по сценическим безумцам и гениям, что часто одно и тоже. В данном случае кто для тебя император Ромул?
— Он у меня — я. Во-первых, то о чем Ромул говорит, об этом я всегда думаю. Второе, то, что происходит вокруг, весь этот цирк вокруг, тоже волнует меня. Поэтому не могу отделить его от себя, это все вместе. Когда репетировали, шли интуитивно, чувственным характером брали.
— Работать одновременно в двух противоположных жанра — комедии и трагедии — насколько для тебя сложно?
— Мне не тяжело. Я и в комедийную крайность бросаюсь, и в крайность трагедии. Мне даже нравится — это мое естественное состояние, моя природа, моя стихия. Как у клоун. А трагедия через клоуна — самая большая возможность пробиться к зрителю. С одной стороны, это такое хулиганское состояние, а с другой через секунду могут брызнуть слезы.
Источник: mk.ru
