На фото: Тегеран. 9 октября 1978. Массовые акции против шаха Мохаммеда Резы Пехлеви. (Фото:
AP/TASS)
44-я годовщина иранской революции 1978−1979 годов прошла почти незамеченной за пределами Ирана. В Тегеране ее отмечали официальными торжествами, посвященными исламской республике — тому, что считается детищем революции. Пока в ночи взрывались петарды, люди с крыш и из окон многоэтажных зданий проклинали режим, пророча смерть исламской республике и ее руководству.
Чем-то происходящее напоминало последние годы СССР — власть торжественно отмечала очередные даты русской революции 1917 года, в то время как в обществе быстро распространялось, мягко говоря, негативное отношение к руководству страны и правящей партии.
Однако сходство между обеими революции и их судьбой этим далеко не исчерпывается.
В Иране, как и в России, исключительную роль в свержении авторитарного режима шаха (царя) сыграло рабочее движение. Люди были возмущены нищетой, бесправием, массовыми репрессиями. Жить так дальше было невозможно. Возмущение выразилось в забастовках, захвате фабрик рабочими, в уличных манифестациях и восстаниях. Как и у нас в 1917-м, первоначально рабочие протесты были направлены в Иране против самодержавия, против абсолютной монархии — режима шаха.
В Тегеране массовая акция протеста прошла 8 сентября 1978 года. Погибли 84 мужчины и 3 женщины, хотя, по данным протестующих, жертвы этого события, которое в Иране стали называть «Черной пятницей», исчислялись тысячами.
События в Тегеране послужили началом всеобщей забастовки работников нефтяной промышленности. В октябре остановились почти все нефтедобывающие предприятия, нефтеперерабатывающие заводы и нефтеналивные порты. Вслед за этим в ноябре прекратили работу все предприятия тяжелой промышленности, машиностроения, металлургии. 2 декабря в Тегеране прошла 2-миллионная демонстрация с требованием смещения шаха. Мощное рабочее движение, парализовав экономику, подписало смертный приговор режиму. В том числе потому, что заняв заводы, многие рабочие не собирались возвращать их официальным владельцам — бизнесменам и государственным чиновникам.
На заводах появляются автономные выборные «рабочие шуры» (Советы), которые берут забастовочную борьбу в свои руки. Некоторые из них пытаются управлять предприятиями. На пике революционных событий такие организации возникают на множестве предприятий. Осенью 1978 года количество забастовок и протестов рабочих, происходящих ежедневно в иранских городах, исчисляется сотнями. Экономика Ирана, ориентированная на экспорт топлива, находилась на грани краха.
Крупный исследователь иранской революции 1978−1979 Семен Агаев, демонстрирует картину событий, позволяющую обнаруживать параллели с русской революцией 1917−1921 годов.
Сначала рабочий класс вместе с другими социальными группами протестует против монархии и одновременно подрывает власть собственников и менеджмента на заводах. Затем рабочие помогают сбросить диктаторский режим в ходе огромных забастовок и создают выборные Советы делегатов с целью расширения своего политического влияния в стране и внедрения на заводах рабочего контроля.
Какого-либо ясного понимания того, каким будет новое бесклассовое социалистическое общество, у них нет. Скорее, они ощупью движутся к новому строю. Советы — это выборные классовые органы самоуправления, делегатов которых могут в любой момент сместить рабочие ассамблеи (собрания), если те не выполняют требований собраний трудовых коллективов, базы. Именно Советы становятся главным инструментом борьбы за влияние и власть обществе. Это не чистый продукт идеального социализма, а гигантская социальная лаборатория. Работники пытаются найти оптимальные для них способы управлять своей жизнью и трудом, выбирая и сменяя делегатов, предлагающих различные проекты.
Вслед за этим, уже новый режим — в случае России это были большевики, а в Иране это было шиитское духовенство, захватившее государственную власть — подавляет силой рабочие протесты. Интересно, что в обоих случаях новая власть во многом опиралась на старый монархический аппарат чиновничества и отчасти — на созданные новым режимом силовые структуры.
Подавление забастовок и Советов приводит к тому, что появляются лозунги новой революции, уже направленной против новых поработителей. В России анархо-коммунисты, левые эсеры и эсеры-максималисты называли это Третьей революцией (Третьей — после февраля и октября; русский поэт, сочувствующий левым эсерам и анархо-коммунистам Сергей Есенин, говорил, что он не за февраль и не за октябрь, и что в его «душе скрыт какой-нибудь ноябрь»).
В Иране некоторые протестующие в 1979 г заявили о необходимости Второй революции, направленной на защиту интересов рабочего класса и на свержение власти духовенства.
Цель Третьей революции в России — самоуправление и полная власть работников на предприятиях и территории, подлинный самоуправленческий социализм. В Иране в 1979 году не было столь ясного осознания этой перспективы, однако и там поднимаются лозунги новой («второй») революции, направленной против духовенства, начальников, директоров заводов, влиятельных бюрократов и миллионеров. Как и в России, в Иране эта новая подлинная социальная революция терпит поражение.
В своей работе «Иран — рождение республики (1984 год)» Семен Агаев указывает на то, что «в период революционных боев наибольшую политическую зрелость проявлял пролетариат, особенно нефтяники. На некоторых предприятиях, в том числе и нефтяной промышленности, отдельные отряды пролетариата не прекращали забастовок, начавшихся еще в период анти-шахской борьбы. Нефтяники добивались увольнения всех иностранных специалистов и признания за рабочими права участвовать в решении вопросов, связанных с выбором зарубежных покупателей нефти, установлением цен на нее, замещением руководящих должностей и т. д. В ряде случаев трудящиеся занимали помещения бездействующих фабрик и заводов, налаживали производство и не допускали к работе назначенных властями руководителей».
Эти требования пролетариата нашли отражение в изданной в начале марта листовке № 24 Всеобщего союза иранских рабочих. К их числу относились: повышение зарплаты соответственно росту затрат на воспроизводство рабочей силы, освобождение ее от налогообложения, полная оплата бюллетеней по болезни, бесплатная горячая пища, введение второго выходного дня, сокращение трудовой недели с 48 до 40 часов, увеличение ежегодного отпуска до месяца, снижение пенсионного возраста для тех, кто занят на тяжелых работах, бесплатное социальное обеспечение, строительство квартир для рабочих, улучшение условий труда, техники безопасности, медицинского обслуживания и т. д.
Наряду с материальными, выдвигались и политические требования: признание заводских рабочих Советов с предоставлением им права контроля в вопросах капиталовложений, производства, сбыта и распределения продукции, найма и увольнения рабочей силы; недопущение вмешательства полиции и армии в дела рабочих; предоставление рабочим права на демонстрации; ликвидация всех проявлений правопорядка, дававшего предпринимателям преимущества перед рабочими; подготовка и издание при участии рабочих нового закона о труде; увольнение с предприятий всех «марионеток режима» и иностранных специалистов; конфискация собственности иностранного капитала в пользу работников Ирана.
Таким образом, лозунги экономического характера сочетались с требованиями проведения коренных социально-экономических преобразований. Наиболее активные рабочие добивались участия в управлении производством.
Однако новые власти Ирана категорически выступили не только против системы управления «снизу», но и против самой идеи выборности руководителей на предприятиях и в учреждениях. Они соглашались лишь признать за рабочими право предлагать правительству на утверждение свои кандидатуры на «высокие посты».
Рабочее движение, по оценкам наблюдателей, становилось пороховой бочкой и приняло такие масштабы, что им вынужден был заняться и сам аятолла Рухолла Хомейни, лидер шиитского духовенства. Хомейни обещал рабочим повышение зарплаты в будущем, после нормализации экономической обстановки и призывал не слушать «подстрекателей».
О реакции некоторых представителей властей на новую волну критики режима лондонский журнал «Мидл ист» в октябрьском номере писал: «Политические деятели в Иране считают, что на карту поставлено не исламское содержание революции, а ее форма. Но это представляется неверным истолкованием настроения масс, которые полагают, что с исламской формой все в порядке, но что ожидавшихся радикальных социальных перемен, жилья и работы для народа, более низких цен на продукты питания и дома пока еще приходится ждать». Не знаю, откуда автор лондонского журнала взял, что по мнению работников с формой исламской республики все было в порядке, ниже мы увидим, что это не так.
Именно настроения масс были, несмотря на жесткие меры властей, питательной почвой для выступлений против политики режима.
Экономический кризис, продолжающийся ростом стоимости жизни и безработицы, коррупция и спекуляция способствовали оживлению задавленного на некоторое время массового недовольства. С осени 1979 года начались выступления против безработицы, а затем, 1−2 октября в Тегеране состоялись многотысячные демонстрации, в ходе которых выдвигались лозунги: «Смерть фашистскому режиму!», «Смерть исламской республике!». 4 октября правительство запретило любые несанкционированные властями митинги, собрания и демонстрации и использовало боевиков — лояльных духовенству членов вооруженных ополчений — для разгона рабочих.
24 октября многотысячные группировки студентов захватили четыре крупнейшие тегеранские гостиницы. В интервью корреспондентам их представители сообщили, что в течение нескольких месяцев они обращались к своему руководству и правительственным организациям с просьбой разрешить их жилищную проблему. Кроме обещаний, ничего не получали; поэтому они и предприняли захват гостиниц, владельцы которых являются крупными капиталистами и поддерживают тесные связи с международным империализмом. Наша революция, подчеркнули студенты, как раз призвана «укоротить руки капиталистам». Был захвачен также ряд вилл тегеранских богачей. Власти приняли меры против студентов. Прокурор Тегерана квалифицировав захват гостиниц и вилл как незаконный и направил на выселение студентов отряды лояльных духовенству и правительству ополченцев. В дальнейшем режим все чаще применял для разгона рабочих и студентов вооруженную силу, появились убитые и раненные. Те же процессы проходили в России в 1918—1921 гг.
Демонстрации и митинги студентов и учащихся сами по себе были не новым явлением в послереволюционном Иране. Изменились их требования: они стали резко антикапиталистическими, и в ряде случаев были направлены против нового режима, созданного духовенством, против исламской республики, сохранившей частную и государственную собственность. Выступления молодежи, отмечает Агаев, сливались с борьбой рабочих за превращение комитетов (Советов) на предприятиях в реальное орудие защиты их интересов, и с движением безработных за право на труд.
Корреспонденты английского журнала «Мидл ист» в сентябрьском (за 1979 год) номере приводили следующие слова одного иранца: «Нам надо начинать нашу вторую революцию. Первая революция дала нам бога и независимость, теперь мы хотим свободы и благополучия». Один из лидеров оппозиционного исламской республике движения федаинов заявил тем же журналистам: «Правительство является подлинным представителем нового динамичного капиталистического класса, естественным союзником которого рано или поздно будут снова США. Его путь — это путь капиталистического развития. До тех пор, пока они будут молиться и ратовать за единство, с Хомейни у них не будет никаких конфликтов».
Франко-португальский исследователь Чарльз Рив указывает на то, что большие революционные процессы беременны разными возможностями. Они не сводимы к силам, которые утвердились у власти позднее. В каком-то смысле революции более интересны тем, чем они могли бы стать, чем тем, чем они стали. Чарльз Рив демонстрирует это на примере Парижской Коммуны 1871 года, Французской революции 1968 года (Красный май) и даже Португальской Революции Гвоздик (1974 год). Нечто подобное можно увидеть и в Великой иранской революции 1978−1979 годов.
Все эти события несли огромный потенциал, связанный с социально-классовой самоорганизацией работников, с их самоуправлением и созданием условий для перехода к бесклассовому обществу, основанному на прямой базисной (трудовой) демократии и совместном планировании общественного развития автономными коллективами. Эта задача стояла во время всех больших революционных процессов и не реализована до сих пор.
