Хирург Юрий Белов: «Мои руки называют «швейная машинка «Зингер»

Хирург Юрий Белов: «Мои руки называют «швейная машинка «Зингер»

Академик РАН рассказал о современных методах лечения

Острые состояния, вызванные тромбами или расслоением аорты, развиваются внезапно и часто заканчиваются летальным исходом.

И все же во многих случаях человеку можно помочь, особенно если обнаружить возможную проблему заранее. О том, кто входит в группу риска по развитию таких состояний; какие технологии сегодня используются в лечении таких пациентов; почему в стране до сих пор почти не производят высокотехнологичную технику для проведения операций, в интервью обозревателю «МК» рассказал выдающийся кардиохирург, академик РАН, председатель секции клинической медицины РАН, директор Клиники кардиоаортальной хирургии РНЦХ им. Б.В.Петровского, завкафедрой госпитальной хирургии Сеченовского университета Юрий БЕЛОВ.

Юрий Владимирович, как вы пришли в хирургию?

– С первого курса медицинского института в Самаре, где я учился, я волонтерил медбратом, а со второго курса уже делал операции. И к окончанию вуза в 1977 году за плечами у меня было уже 600 проведенных операций и уже была готова кандидатская, которую я защитил без аспирантуры. А потом защитил докторскую по реконструктивной хирургии ишемической болезни сердца.

Моей кандидатской тогда заинтересовались даже американцы: для ее защиты я шил сосуды на работающем сердце собак. Академик Борис Петровский, имя которого носит сегодня центр, где я работаю, назвал мои руки «швейная машинка «Зингер». Я в свои 67 до сих пор каждый день пашу. Смотрите, какие у меня бицепсы на кистях, – как камень. Хороший хирург – это совмещение головы и рук.

– Сегодня вы занимаетесь самыми тяжелыми пациентами, помочь которым могут даже не во всех странах мира. Это люди с расслоениями аорты. Расскажите, почему возникают такие состояния? Кто в группе риска?

– Если объяснить по-простому, то представьте себе трубу. Отчего рвутся трубы? Потому что ржавые, стенки слабые. И чтобы выявить их слабость, перед началом каждого отопительного сезона проводится опрессовка труб: в них повышают давление в два раза больше обычного, в результате чего слабые участки рвутся, и их заменяют. И вот если у человека артериальное давление повышается выше 200, а в каком-то месте аорты – слабая стенка, она рвется или расширяется. То есть образуется аневризма либо расслоение.

–​ То есть в группе риска – люди с артериальной гипертонией?

– В группе риска – люди, у которых выявляется расширение в аорте диаметром 5 см и выше: это стопроцентное показание к операции, потому что опасность разрыва аорты резко возрастает, и ее надо заменять. Инфаркты возникают не обязательно от закупорки сосудов – чаще всего причина тоже в повышенном давлении. Есть сосуд, а в нем сужение (атеросклероз). Он идет к сердцу или мозгу – и вдруг повышается давление, и сердце просит больше крови. А подача крови ограничена за счет сужения в сосуде. Этот дисбаланс приводит к гибели клеток и развивает инфаркт сердца или инфаркт мозга (инсульт). Механизм у обоих заболеваний один. И если терапевты возьмут под контроль все население с повышенным давлением и не будут допускать гипертонических кризов – у нас радикально снизится смертность от всех сердечно-сосудистых болезней. Но люди почему-то за собой не следят. Вот ТО автомобилей делают все, а своим родным организмом почему-то пренебрегают.

–​ Какие нужны обследования, чтобы вовремя обнаружить проблему?

– УЗИ сердца, УЗИ брюшной полости, УЗИ сосудов, рентген грудной клетки, общий и биохимический анализ крови, кардиограмма. Этого достаточно. После 40 лет – раз в два года, а после 50 – ежегодно. Если вы здоровы. Если, например, порок сердца – расклад другой.

Но люди же знают о том, что у них порок?

– Не поверите, но к нам часто поступают пациенты в тяжелом состоянии с недиагностированными пороками. И они говорят: «А мне ни разу не делали ультразвук сердца!» Я в 90-х читал лекцию в США про гигантские аневризмы аорты. Вы не представляете, в каком шоке были американцы! У них уже тогда не было таких случаев! У них все на ранних стадиях выявляют. И они с ужасом спрашивали: откуда они у вас?! Решил защитить страну, сказал: все эти пациенты из Сибири, оттуда, где ходят медведи… А большинство были из Москвы. И сейчас у нас есть такие пациенты.

– Сегодня активно внедряются гибридные технологии в хирургическое лечение больных с аневризмами и расслоениями грудной аорты. Что имеется в виду?

– Сейчас на смену традиционной классической хирургии приходит хирургия хай-тек, позволяющая без разрезов протезировать клапаны сердца, аорту и артерии, коррелировать врожденные пороки сердца, закрывать просветы аневризм сосудов головного мозга и готовить больных для онкологических операций.

Гибридная хирургия – новое направление, основанное на сочетании методов открытой и рентгенэндоваскулярной хирургии. У нас разработаны не имеющие аналогов операции: например, «замороженный хобот слона» – когда одновременно заменяется вся грудная аорта человека, со всеми сосудами, и устанавливается стент. Мы единственные в мире, кто делает эти операции из минимального доступа с разрезом в 7 см. Это тяжелая хирургия – пересадка органов намного легче. Этот вид операций выполняется при остром и подостром расслоении всей аорты. Это смертельное заболевание, которое возникает при врожденной слабости сосудистой стенки аорты, которая подвергается механической нагрузке в виде высокого артериального давления, то есть при гипертоническом кризе.

–​ Много ли таких пациентов?

– Постоянная очередь в 70–90 человек. Так что таких не так уж и мало.

– Сегодня наблюдается некая конкуренция между «открытыми» хирургами и рентгенэндоваскулярными хирургами…

– Я убежден в том, что мы должны дружить и работать в команде. Не только между собой, но и с анестезиологами-реаниматологами, специалистами по очистке крови и т.д.

–​ Что за специалисты по очистке крови?

– Например, поступает больной в критическом состоянии, с полиорганной недостаточностью. В крови много продуктов распада, поэтому перед операцией ее нужно очистить – иначе больной не выживет. У таких пациентов с помощью специальной аппаратуры выводят всю плазму с продуктами распада клеток и замещают плазмой доноров. Процесс фильтрации долгий – двое-трое суток. В России мало специалистов, которые занимаются такими направлениями. Мало хирургов, способных проводить операции таким пациентам. Нужны кадры – кадры решают все.

–​ Такие операции делают по квотам? Их хватает?

– Да, все операции идут по квотам, и их катастрофически не хватает. Было б больше – мы бы делали больше, но, как всегда в России, мало денег. Треть пациентов из очереди не доживают до операции.

–​ Как проявляются симптомы расслоения аорты?

– Первично все эти пациенты поступают с диагнозом «инфаркт миокарда». Потом им делают УЗИ, видят расслоение аорты, отправляют на КТ, подтверждают и направляют к нам. Если говорить об аневризмах, то это, как правило, случайные находки во время обследования. Аневризма – это тихая граната с выдернутой чекой. Когда рванет – неизвестно, но взорвется точно! Поэтому так важно делать УЗИ сердца и УЗИ брюшной полости. При разрыве аневризмы восходящей и брюшной аорты смертность составляет 100%, если ничего не делать, а если оперировать в момент разрыва – 60–70%. Откуда это возникает? Да ниоткуда! Шел человек, упал и умер. А при расслоениях аорты в первый час смертность составляет 50% – и каждый час добавляется по 1%. То есть в первые сутки –  74% смертности.

А надо еще квоту искать… Если бы у нас страховая медицина работала как надо, этого бы не было. Система квот порочна. Я уже устал бороться – этого не прошибешь. Но операции очень дорогостоящие, и это не от нас зависит. Колонка по очистке крови – 10 тысяч долларов в сутки, а их надо 6 штук, то есть 60 тысяч долларов. Поэтому и говорят, что денег нет и не будет. Пентаглобин стоит 50 тысяч долларов…

Что это такое?

– Вот все говорят про иммунитет при COVID-19. Так вот: есть иммунные комплексы в готовом виде – иммуноглобулины. Пентаглобин – комплекс из пяти иммуноглобулинов, которые защищают человека от инфекции практически на 100%. Антибиотики с пентаглобином – вывод человека из любого сепсиса. В России это не производят – приходится закупать.

Да что там! Мы летаем в космос, но не умеем делать гибридный протез. Еще в 90-х годах я бросил клич: создайте хороший сосудистый протез! Пришли люди из оборонного комплекса, я им дал образец. Через месяц они говорят: это что-то невозможное. И до сих пор в России нет сосудистого протеза. Каждый протез стоит тысячу долларов, а если менять всю аорту – их нужно три. Так что руки у нас есть, а денег нет…

Источник

Похожие записи