Сатира лишилась своего оберега
Это самое страшное что могло произойти — умер Ширвиндт. Александр Анатольевич. Папы Шуры. Все! Кажется, остановилась сама жизнь, которая по идее, по природе своей остановиться не может. Но остановилась! Как поезд, который затормозил на полном ходу. Удар. В самое сердце. Это случилось для всех настолько неожиданно, что артисты театра Сатиры, работники администрации узнавали это от журналистов, которые звонили в театр.
Фото: Наталия Губернаторова
Да я только что вошла в дом. Мы разошлись два часа назад, все было спокойно. — говорит мне, опешив помощница худрука Сатиры Сергея Газарова милейшая Анна. И замолкает, не веря в случившееся.
Но случилось. Беда. Настоящая. Не только для театра Сатиры, для всех — коллег Александра Анатольевича, для режиссеров. Что и говорить о публике, которая его обожала. Это тот редкий случай, когда даже заскорузлые антисемиты смотрели на него и слушали, а потом цитировали — его героев из фильмов, где у Ширвиндта в общем-то и не было больших судьбоносных ролей — ну друг по баньке, бабник, ну кто ещё? Да, красавчик тенор в комедии 50-ых, забыла название.
Но театр его любил. И педагогика выбрала его рано-рано, когда он учился ещё на четвёртом курсе, а уже вёл занятия по фехтованию. А потом стал делать со студентами отрывки. А студентки влюблялись в него, лишались чувств под его волооким взором. Он же перед ними крутил обручальное кольцо на пальце демонстративно — девчонки, мол, и не рассчитывайте на взаимность.
Одна жена — Тата, она же Наталья Николаевна, архитектор, красавица, посвятившая ему жизнь. Знала ему цену. Увлекалась фотографией, когда никакой цифры и в помине не было — снимала его, до последнего снимала на подмосковной даче, где они жили последнее время. Ему нужен был свежий воздух — стенд на сердце меняли, «тело ремонтировали», — смеялся он.
«Наталья Николаевна, как там наш А. А.? — спрашивала я ее по WhatsApp. «Ничего, слаб ещё, но собирается играть», — отвечала она и присылала какую-нибудь его очередную фоточку или шуточку.
Ну да, папа Шура (так звали его ученики) — король шутки, остряк сначала Всесоюзного, до Перестроечного масштаба, а потом уже на все времена. Остроумец от слова ум — так сканировать действительность, родимые пятна нашей ментальности, людей, власть — мог только он. Скажет не в бровь, а в глаз, и получалось глубоко, но не обидно и главное не зло.
Не люблю злых и жадных, — сказал он мне при первой встрече много лет назад, и я это запомнила на всю жизнь. И каждый раз глядя на него в кабинете ли худрука, а потом Почетного президента, или за общим столом с выпивкой/закуской, который он вёл как дирижёр-виртуоз, я убеждалась в этом — злобой людской он … Он ее не ненавидел даже, он просто ей брезговал. Как брезгуют нехорошей и некрасивой пищей, грязной одеждой… Аристократ слова и духа, вальяжный господин, он на самом деле был настоящим человеком театра. До мозга костей. И никогда не суетился насчёт ролей, ждал, что найдут. И они находили — его граф Альмавива в «Фигаро», его Бобчинский или Добчинский в «Ревизоре», да сколько их было в ярком ансамбле Сатиры.
Той самой Сатиры, куда нельзя было попасть — билетов ни за какие деньги не достать. Где служили великие артисты, и он был среди них. А потом он остался один. Как перст, и стал синонимом этого театра на Садовой Триумфальной. Ширвиндт — это Сатира. Сатира — это Ширвиндт. Уже не было его друзей — Андрея Миронова, потерявшего сознания на спектакле в Риге и подхваченного руками именно Ширвиндта. Нет Михаила Державина — верного партнера и спутника их великолепного дуэта. Нет Ольги Аросевой, Спартака Мишулина, Менглета, Ткачука… Боже, они уходили на его глазах, а он хоронил, говорил речи, искренние, от сердца, ибо умел ценить талант и честные отношения. Что в театре большая редкость.
В августе внезапно ушла из жизни Вера Васильева, которую он всегда называл Верочкой и опекал, хотя был моложе ее. Когда хоронили Веру Кузьминичну, с ним что-то произошло на сцене. Впервые я видела растерянного папу Шуру на сцен, у микрофона. Он как будто что-то потерял и искал. Внутренняя паника, не свойственная этому человеку, на какое то мгновение овладела им. Но он справился. Предчувствовали ли он что-то? Заглянул ли он в эту бездну, куда отправлялась его партнерша Верочка? Почувствовал ли, что сам оказался на краю? Как знать… И имеет ли это теперь хоть какое-то значение, если он сегодня вечером шагнул туда, за своими.
«Наши все на Ваганьковском» , — его любимая шутка. Теперь он, наверное, упокоится там, рядом с ними — с Андрюшкой (Мироновым), Гришкой (Гориным), Мишкой (Державиным). А вот его Марик (Захаров) на Новодевичьем лежит. «Откололся от наших», — без тени улыбки говорил он. Пока был жив Ширвиндт, он был оберегом театра Сатиры. Кто теперь станет хранить этот театр? Его театр.
Народный артист России Александр Ширвиндт скончался в 89 лет: последние фото мэтра
Смотрите фотогалерею по теме
Источник: mk.ru
