«Стасик» завершает сезон премьерой
Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко показал последнюю премьеру уходящего сезона — программу из трех новых современных одноактных балетов. Первый — «Ворга» от Ксении Тернавской — представили в первом отделении, «Последний сеанс» мастера contemporary Павла Глухова — во втором. Вишенкой на торте вечера современной хореографии оказался новый опус руководителя балета «Стасика» Максима Севагина, который и придумал программу в целом.
Премьер МАМТа Иннокентий Юлдашев в балете «Ворга». Фото: Александр Филькин
Русское слово «ворга» взято Ксенией Тернавской не откуда-нибудь, а из священного словаря волхвов, и означает «дорога святоносца к Деве», «мудрость Девы», «обретение мудрости». В переносном смысле это «путь высшей самореализации, гармонии». С этим балетом Ксения Тернавская явно перемудрила.
Взяв героев русских народных сказок Ивана-дурака, Красную девицу, Бабу-ягу, Змея Горыныча, девиц и богатырей, как и прочие хореографы современного танца, она стала высокопарно философствовать в преамбуле от постановщика, что, дескать, ворга — это еще и тропа, и ведет она «не просто к банальному рождению плоти, а к изначальному истоку — по череде оживающих теней предков к Прапредку».
Если недогадливому зрителю было непонятно, что означает сия философия, то в программке ему объясняли: «спектакль Ксении Тернавской показывает поиск пути к себе в текущей постмодернистской реальности через архетипические образы русских народных сказок».
К сути балета это пустопорожнее философствование никакого отношения не имеет. А новое сочинение своей нудностью и, главное, длительностью (более 50 минут!) испытывает зрительское терпение. Да и заимствований из других хореографов здесь предостаточно.
Если в показанной ранее на сцене Музтеатра работе Red deers («Красные олени») Тернавская была кратка и оригинальна, то тут занималась размазыванием манной каши по тарелке и компиляцией, повторяя на протяжении всего балета практически один и тот же пластический мотив, да и то не свой.
Баба–яга (Ксения Шевцова, в другом составе — Валерия Муханова) ничем в ее хореографии не отличалась от Красной девицы (Елена Соломянко, Анастасия Лименько). Понять, что перед нами Змей Горыныч, можно было, увидев танец трех артистов театра — Юрия Выборнова, Субедей Дангыта (в другом составе Иван Матвеев) и Георгия Смилевски-младшего и прочитав в программке, что в этой партии заняты сразу три исполнителя, которые явно символизировали три головы чудовища из русских народных сказок.
Все перечисленные артисты, и в особенности главный герой балетной псевдофилософской сказки Иннокентий Юлдашев (Евгений Жуков в другом составе), — это пластическое философствование и спасали.
Целиком и полностью выезжающий на артистах «Стасика» спектакль проигрывал почти во всех других составляющих. Причем музыкой, специально написанной для балета Константином Чистяковым, его же видео, светом (а точнее, потемками) Олега Страшкина удручающее положение подчас даже усугублялось. Исключение можно сделать для сценографии и костюмов Марии Утробиной, впрочем, для балетов современного танца вполне обыденных и ничем не примечательных.
Покажи хореограф это явно экспериментальное произведение на Малой сцене театра, раза в три-четыре сократи практически одинаковый, словно мантра, хореографический текст, возможно, в этом был бы смысл. Жанр полноценного балетного спектакля Ксении Тернавской пока явно не под силу.
В психологически напряженном, с флером таинственности балете Павла Глухова «Последний сеанс» практически нет прямолинейно выстроенного сюжета. Лабиринт, изображенный с помощью сценографа Анастасии Рязановой, а это поставленные в ряд девять дверей, постоянно меняющие конфигурацию, создавая то похожее на ловушку замкнутое пространство жилого помещения, то, наоборот, за счет умелого искажения пространства, устремляются чуть ли не в бесконечность. Прием известный, но хорошо обыгранный в данном контексте.
Сцена из балета «Последний сеанс». Валерия Муханова и Сергей Мануйлов. Фото: Александр Филькин
Лабиринт из дверей хореограф уподобляет лабиринту подсознания и погружает героиню балета в давящие ее воспоминания. А выпутаться из лабиринта не так-то просто. Люди входят и выходят, хлопая дверьми, пары в настоящем и минувшем выясняют отношения. Закрутивший балет не хуже психологического триллера Хичкока хореограф переводит воспоминания героини в навязчивые то ли реальные, то ли воображаемые кошмары. В них появляется нож, сцены насилия и убийства мучившего героиню сожителя, размазанная по стеклу дверного проема кровь…
Павла Глухова, в сочинении современной хореографии уже поднаторевшего и создавшего немало отличных проектов, можно поздравить с очередной удачей. И музыка Анастасии Хрущевой после утомительной какофонии и однообразного скрежетания Константина Чистякова, создавала необходимую балету атмосферу.
Все складывалось в органичное драматургическое и танцевальное единство — сценография Анастасии Рязановой, свет Татьяны Мишиной и особенно хореография самого Глухова, удачно спикировавшего из дебрей босоногого contemporary к неоклассическому языку. Героиня то манерно ходит на шпильках, то танцует на пуантах. Успеху поспособствовали и артисты, особенно состав, где в качестве героини выходила Эрика Микиртичева, а ее партнерами были Полина Заярная, Денис Дмитриев и Иван Михалев. Михалев и Микиртичева чрезвычайно удачно смотрелись и в новом творении Максима Севагина «Класс-концерт», поставленном на музыку Обера и Оффенбаха. Хотя не они одни были главными героями этого, можно сказать, балетного шлягера.
Как и в сочинении Ксении Тернавской, перед нами откровенная компиляция, заимствование тем и приемов из разного рода шедевров классической хореографии. Севагин этого не скрывает и даже в программке указывает, что в поставленном им па-де-де «Павлова и Чекетти» «великая балерина в работе с прославленным педагогом вспоминает некоторые из своих знаменитых ролей: Жизель, Аврора, Китри, Раймонда, Лебедь…». Конечно, вскользь воспроизводя приметы хореографии соответствующих партий.
Само же па-де-де, его форма и подача, детали костюмов и даже музыка Оффенбаха позаимствованы Севагиным у гения хореографии XX века Мориса Бежара и его балета «Парижское веселье», совсем недавно шедшего в Большом театре. Там, видимо, Севагин и открыл его для себя.
Более того, па-де-де под названием «Павлова и Чекетти» под музыку из музыкального антракта из «Спящей красавицы» Чайковского довольно давно ставил для «Щелкунчика» Джон Ноймайер. И этот номер в России (особенно в исполнении Ульяны Лопаткиной) хорошо известен. Но своему па-де-де хореограф придает совсем другой характер, заимствования из бежаровского «Парижского веселья» вставляет умело, показывает их как органичную составляющую своего балета. Это компиляция совсем другого рода и высокого класса, хотя к реальным Павловой и Чикетти это пародийное па-де-де не имеет ни малейшего отношения.
Само обращение к жанру класс-концерта — тоже неизменная балетная традиция, идущая из XIX века от «Консерватории» датского классика Августа Бурнонвиля. Есть в балетном репертуаре и популярнейшие, поставленные для Датского Королевского балета и Парижской оперы «Этюды» Ландера. Этот балет до недавнего времени тоже был в репертуаре Большого театра. Впрочем, у Большого есть и собственный хит в этом жанре — «Класс-концерт» на музыку Шостаковича и Глазунова Асафа Мессерера.
Премьер МАМТа Иван Михалёв и прима-балерина МАМТа Эрика Микиртичева в балете «Класс-концерт». Фото: Александр Филькин
«Класс-концерт» Максима Севагина, как и у его предшественников, тоже начинается простой зарисовкой балетного урока и ведет от банального учебного экзерсиса к вершинам мастерства в блестящем исполнении Ивана Михалева и Эрики Микиртичевой. Лихие приколы от «Павловой и Чекетти» неожиданно начинаются уже в самый разгар балетного академизма.
Кордебалет из десяти артистов, размноженных до бесконечности мутным зеркальным отражением балетного класса (прекрасная работа ответственного за сценографию и костюмы Владимира Арефьева), удваивает ощущение радости от балетоманского лакомства.
Что касается «забойного» вставного па-де-де, ставшего гвоздем программы, то нет сомнения, что этот номер прочно войдет в репертуар таких первоклассных артистов, как Евгений Жуков и Анастасия Лименько, исполнивших его во втором составе.
Прима-балерина ИАИТа Оксана Кардаш и премьер МАМТа Иннокентий Юлдашев в па-де-де «Павлова и Чекетти» из балета «Класс-концерт». Фото: Александр Филькин
А уж как лихо на премьере исполнял это па-де-де с примой Музыкального театра Оксаной Кардаш (пародирующей повадки балетной звезды начала XX века, да и всех балетных прим всех времен) Иннокентий Юлдашев в гриме под Чекетти и с накладной лысиной — любо-дорого посмотреть. Актерски выделялся Юлдашев и в «Ворге», а пластические извивы его тела, игра обнаженными мускулами спины демонстрировали органику артиста, слияние тела с музыкой и ритмом. Этот танцовщик после всех «коленец» на сцене «Стасика» в роли маэстро Чекетти под гром оваций зрительного зала был возведен в ранг премьера Музыкального театра. Что ж, хорошая традиция, перенятая у парижской оперы, прививается в «Стасике». Надеюсь, приживется.
Источник: mk.ru
