Послесловие с многоточием
Новый директор ГМИИ им. Пушкина Елизавета Лихачева представила первую выставку, открывшуюся в музее под ее руководством. На премьере собрался весь цвет художественной среды. Прилетел из Петербурга даже Михаил Пиотровский, который дал на проект ряд экспонатов из собрания Эрмитажа, и Алла Манилова из Русского музея, директором которого она уже стала, но еще не приняла бразды правления у Владимира Гусева. Мало какой новоиспеченный директор удостаивался такого внимания арт-сообщества. Однако, сам проект – наследие прежнего руководителя, куратором его выступает Илья Доронченков – замдиректора ГМИИ, некогда правая рука Марины Лошак. Да и в подходе к переосмыслению опыта импрессионизма чувствуется тонкий стиль ушедшего по собственному желанию директора. Так что выставку в Галереи искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков можно считать своего рода послесловием Марины Лошак.
Фото: Мария Москвичева
Выставка получила громоздкое, но акцентированное названием – «После импрессионизма. Русская живопись в диалоге с новым западным искусством». Ключевое слово тут «диалог». Перед зрителями хрестоматийные шедевры Моне, Ренуара, Гогена, ван Гога, Матисса и Пикассо, перемешанные с живописью русских авторов – Репина, Серова, Ларионова, Гончаровой, Малевича. Выставка охватывает период с 1860-х по 1916 год. Метод развески применен тот же, что был на выставке «Бывают странные сближенья…» французского куратора Жан-Юбера Мартена, которая имела невероятный и заслуженный успех больше года назад. Здесь, как там, использован принцип аналогии. То есть рядом показаны работы западных и русских художников, созданные в схожей технике и синонимичные по сюжету. И эти сближения оказываются весьма интересными и удивительными, но вызывают смешанные чувства.
Фото: Мария Москвичева
Отправная точка проекта – картина «Завтрак на траве» Клода Моне (1866). Эта одна из тех этапных работ, с которой начались тектонические процессы в искусстве – художник больше не пытается отражать видимую реальность, а передает впечатления, ощущения, эмоции и мысли зрителю. «Произведение переставало быть слепком с действительности и превращалось в самостоятельную вселенную, живущую по своим законам», – читаем в описании. Конечно, и прежде художник не был только «фотоаппаратом», средством для натуралистичной фиксации реальности, но теперь радикально меняются методы и техники. Революция, начавшаяся во Франции, стихийно распространяется по миру, и русские художники скоро подхватывают волну.
Спустя 10 лет после «Завтрака на траве» Илья Репин пишет похожий сюжет – «На дерновой скамье», где дамы и господа тоже проводят время на природе, женщины шьют, мужчины читают, дети играют в стороне. Репин уступает в смелости живописного языка Моне, явленной в цветовых деталях и свободных мазках, но это тоже уход от реализма в «впечатленческую» живопись. В каждом зале на трех этажах галереи мы будем сталкиваться с подобными параллелями. Вот «Бульвар Капуцинок» того же Моне или «Площадь Пигаль в Париже» Пьера Каррье-Беллеза, а вот похожий вид, написанный даже более смело, размашистыми, почти абстрактными, мазками Николаем Тарховым или утренний Париж кисти Константина Коровина, не менее вольный по технике. Вот сельские девушка и парень флиртуют на картине Жюля Бастьена-Лепажа, а вот тот же сюжет на полотне Михаила Иванова. Перед нами точно такая же сцена из деревенской жизни, схожая в позах и деталях. Правда, русские влюбленные в национальных костюмах. А вот знаменитые таитянки Гогена, рядом с ними – «Девушки-поденщицы» Фалька, намеренно написанные в той же манере и похожих позах.
Фото: Мария Москвичева
От этих перекличек становится немного грустно, ведь на лицо прямое заимствование – вторичность русской живописи. Оказывается, наши художники исправно копируют не только новаторские техники, но сюжеты. С другой стороны – прямые сопоставления бодрят и радуют: русские авторы быстро и жадно впитывают передовые идеи, не стоят на месте, а перенимают и экспериментируют. Копируют, но при этом переосмысляют, перекладывают сюжеты на русскую почту. По мастерству и силе эмоций наши шедевры не уступают европейским, а некоторые смотрятся ярче и притягательней. Например, «Обнаженная с котом» Михаила Ларионова по-соседству с таитянской Венерой Гогена приковывает взгляд сильнее. А вот Илья Машков, вторя Матиссу, пишет натурщиц с зелеными подмышками, то есть не только перенимает новаторский живописный язык, но немного шутит и играет с ним.
Фото: Мария Москвичева
Есть на выставке и неожиданности. Например, малоизвестная работа Казимира Малевича, созданная в стиле пуантилизма – пейзаж 1906 года сложен из точек, как и у Жоржа Сера. Но спустя всего несколько лет после этого опыта Малевич совершит свою революцию в искусстве, и уже к его работам будут обращаться западные мастера. Упорное и увлеченное впитывание западных новшеств даст свои плоды и в новаторских работах Натальи Гончаровой, Любови Поповой, Михаила Ларионова и Василия Кандинского. Некоторые их работы можно найти ближе к финалу выставки, уже без аналогов и сравнений. Поэтому слово «диалог», несмотря на некоторые «но», все же уместно и оправдано: освоив новый западный живописный язык, русские художник создают свой, к которому потом будут обращаться европейские мастера. Прогресс возможен только в диалоге. Так что послесловие получилось красивым – с многоточием…
Источник: mk.ru
