Документалист Павел Печенкин рассказал, что эгоизм режиссеров его раздражает

Документалист Павел Печенкин рассказал, что эгоизм режиссеров его раздражает

«Я создаю кино для своих огородов»

Кинорежиссер и продюсер документального кино Павел Печенкин примерно четверть века бьется за внедрение в нашу жизнь медиаобразования. Он уверен, что изменить мир к лучшему можно через просвещение. Книги теперь почти не читают, и в этой ситуации документальное кино – хорошее подспорье. Если в кинозале небольшой районной или сельской библиотеки соберутся пять подростков, среди них может оказаться будущий Пушкин, Ландау или Тарковский.

Фото: Светлана Хохрякова

Печенкин снял фильмы «Варлам Шаламов. Опыт юноши», «Про Олю в неволе» «Картины из жизни провинциального комика» и многие другие, стал гением места в Пермском крае. О том, к чему он пришел за десятилетия преодоления преград ради своей идеи, мы и поговорили.

— Кто же сегодня готов продвигать кино в массы?

— Разный народ. Мы бы хотели, чтобы институты культуры начали готовить таких специалистов. Они работают в сельских клубах, домах культуры в районных центрах, получая крохотную прибавку за то, что еще ведут социальный зал. Они и кружки макраме ведут, и танцам обучают, и на гармошке играют. А еще воду носят. Как-то мы приехали в село, видим девушку с коромыслом и двумя ведрами. Спросили, как найти заведующую клубом. «Так это я» — ответила девушка с коромыслом. «А почему вы с ведрами ходите?» — «Так я сейчас буду пол мыть в своем клубе». 

— Как не вспомнить знаменитых «Пермских богов», храмовую деревянную скульптуру. Их же создавали простые деревенские люди. 

— Так это энергетика такая. Я в этом уверен. Если говорить про писателей или режиссеров, то много ли среди них москвичей? Это все провинция, деревня. Оттуда идет напор природной энергетики, начиная с Ломоносова.  

— Вы ведь тоже не из столиц, учились в политехе, но почему-то стали снимать кино. 

— Все случилось чудесным образом. Однажды я пошел на «Андрея Рублева» Тарковского,  по-моему, в 1976 году, и вернулся другим человеком, хотел бросить институт и поехать поступать в Москву.

— На режиссуру?

— Неважно на что. Просто хотел заниматься кино. Я тогда писал стихи. Моими кумирами были поэты Серебряного века. Десять лет после «Андрея Рублева» провел в библиотеке. Тогда и получил настоящее образование, читал книги по философии и эстетике, задавался вопросами: «Зачем вообще пришел в этот мир?», «Кто я такой?»

— Политех же вы не бросили?

— Нет. У меня хватило пороху выплыть на школьном образовании, которое я получил в сельской местности. Я родился в Пермском крае в поселке Кусья — бывшей алмазной столице Советского Союза. А потом родителей кидало из стороны в сторону, поскольку отец был из семьи раскулаченных. Когда я пришел на  пермское телевидение в 1985 году,  его руководитель спросил: «Паша, а где у тебя родители? Чего это их так мотало? Сначала Калининградская область, потом Ветлуга. От кого бегаете?» Я ответил,  что не знаю, не спрашивал, был  маленький.  

На работу меня все-таки взяли. Так я и пришел в кино. А до этого был поэтический, экспериментальный театр, где мы ставили слайд-поэму «В тени Кадриорга». Видеоряд был абсолютно авангардным, из десяти проекторов, направленных на экран. Сейчас ничего подобного нет даже при наличии мощных  компьютеров. У нас была световая импровизация.

— Почему залы называются социальными?

— Вы же знаете, что по стране открыли кинозалы, где гордятся тем, что могут  показывать премьеры одновременно с Москвой. И что дальше? Кто туда ходит? Людей мало интересует такое  кино. У нас в Пермском крае в селе Усть — Гаревая стоит храм, которому лет 150. Он ни разу не закрывался. Местные жители всегда его отбивали от нападок большевиков и чиновников вплоть до последнего времени. Следит за храмом матушка, бывшая чемпионка Советского Союза по  лыжам. Батюшка приезжает на службу в субботу  и воскресенье. Дети, которые там живут, все верующие, знают молитвы. А школу и детский сад там закрыли, потому что народу мало. Ребят стали возить в среднюю школу за двадцать  километров.

Социальный кинозал открыли в двухэтажном строгановском здании. Сделали ремонт, кресла установили, купили проектор и экран. Деревня оживилась. Раньше только церковь была. Девушка, которая кинозалом занялась, очень активная, на своей машине летает как на метле, может зайти в любой кабинет. У нее четверо детей, еще двоих она взяла на воспитание. Им же надо чем-то заниматься. А у меня есть знакомая, которая в Перми мультфильмами занимается. Она провела во время каникул мультшколу. 

Дети начали выползать из-за печки, сделали под ее руководством анимационный фильм, отправили на конкурс, попали в число 20-ти призеров. В результате четверо детей из этой деревни побывали в Международном  детском центре на море, где месяц  занимались с профессиональными аниматорами. В соседнем селе, куда они ездят в школу, вдруг проснулся интерес к забытой начальством деревне. Уже оттуда стали приезжать в наш социальный кинозал смотреть мультфильмы и создавать их. Родители всполошились: «Что там происходит? Давайте и для нас  клуб создадим, будем смотреть кино и общаться с детьми».  

Социальная ситуация за три года изменилась. В деревне происходит то, что должно происходить везде, когда образование, культура, церковь и родители работают вместе.

— Вы же не только мультфильмы показываете?

— Модераторы показывают документальное кино на определенные темы. Допустим, о брошенных детях, вреде наркотиков, рабочих профессиях, фильмы про девушку, которая работает на кране, ребятах из мартеновских цехов. 

— Зрители готовы их смотреть?

— Если фильмы правильно подать, интерес безусловно будет. Я наших модераторов  называю гениями места. Почему именно они работают? Да потому что они живут там,  знают социальную ситуацию. Они, если не родственники, то друзья.  Если не друзья, то соседи. У них есть авторитет, к ним идут. Никакой рекламы нет. Сарафан работает. Мы в Перми так начинали. Заходили в школу, показывали кино в  удаленном районе, где нет кинотеатра, и до центра далеко. Нас просили еще  приехать. Дети рассказывали об этом родителям. Родители просили учителей организовать родительский клуб и вместе  смотреть кино. Потом и учителя подумали, что неплохо бы  создать свой клуб.  Мы однажды даже грант получили, и эти три группы людей стали друг про друга снимать  кино. Дети про учителей, учителя про родителей. Они перемешались и с разных точек зрения посмотрели на какие-то проблемы. Эффект, со слов директора школы, был ошеломительным. Но у нас для такой работы нет подготовленных людей.  Как можем, мы их воспитываем, но люди мало получают. Тем не менее,  результат есть,  и самое главное – горящие глаза тех, кто этим занимается. Они понимают, что значит такой кинозал для местного сообщества. 

— Не жаль почти 25 лет жизни, положенных на то, чтобы кому-то что-то доказать?

— Я же документалист, и когда понимаю, что документальное кино никто не смотрит, а оно важно и полезно, то меня это сильно напрягает. Собственно по этой причине мы создали в 1995 году фестиваль документального кино «Флаэртиана». На него приходят студенты. Я слышу, как преподаватели им говорит, что недавно эту тему они проходили, и надо смотреть документальное кино, из которого можно многое подчерпнуть. Но оказалось, что многим режиссерам интересна только своя точка зрения. Им важно получать призы и какие-то деньги на производство. Режиссерский эгоизм меня достал.  Как думаете, почему некоторые документалисты эмигрируют в игровое кино? Да потому что там больше денег и красных дорожек. В документалистике остаются те, кто стремится совсем к другому.  

— У вас был прекрасный фильм о Варламе Шаламове. Мне кажется, что вы меньше стали снимать, больше продюсировать. 

— Понятно, почему я снял «Шаламова». На меня, можно сказать, «упала» коллекция материалов НКВД. Это были негативы, на которых зафиксирован процесс строительства завода, где трудился Шаламов. Позднее он был ликвидирован. По счастью, парень, занимавшийся ликвидацией, оказался историком по образованию. Он увидел ящик со стеклянными негативами и передал его в местный архив, где быстро во всем разобрались и выпустили книгу. Когда я ее увидел, понял, что это уникальный материал, который никто никогда не публиковал. Я начал читать Шаламова и просто обезумел от его прозы. Так возникла идея фильма. 

На одной из фотографий увидел Шаламова, но исследователи его творчества заявили, что это невозможно. Тогда я отправил фото на экспертизу в Екатеринбург, где подтвердили, что это Шаламов. Вообще, это противоречивая фигура, ведь он фактически поддержал  рабовладельческий гулаговский строй.

Сегодня я продолжаю снимать. Недавно состоялась премьера «Семейного портрета», сделанного к 300-летию Перми с моим коллегой Валерием Тимощенко. Он не делает такое кино, какое делаю я, но мне нравится интонация, с какой он читает дикторский текст в своих фильмах. Мы решил попробовать, сделали совместный фильм на основе хроники.

— Как в целом создавался цикл фильмов к юбилею города?

— Было десять режиссеров и десять групп. Все из Перми. Только один фильм игровой с рабочим названием «Доставщик счастливой пиццы». Герой ходит по городу, попадает в разные компании и организации, таким образом складывается коллективный портрет Перми.  

— На «Флаэртиане» состоялась мировая премьера фильма «Частная жизнь» Галины Красноборовой, продюсером которой вы стали. Он тоже основан на пермской хронике.  

— Очень тонкая и нежная работа, гармоничная с точки зрения подбора кинохроники. Такие фильмы у нас время от времени будут появляться, благодаря созданию кино-видеоархива Пермского края. Это первый подобного рода архив на территории РФ не федерального, а регионального уровня. Людям важно увидеть фактуру ушедшего времени, изображение своих предков.  

— Какие ощущения вызывают кадры в фильме Галины, связанные с советским детством?

— Патриотизм, о котором мы так часто слышим, на самом деле глубоко интимное чувство. В нем и есть ощущение родины, память о родителях, основополагающие для человека понятия. Мне приятно  смотреть на эти кадры. Это же часть нашей жизни.  Как еще может человек за 60  воспринимать детей, которые там сняты, когда он и сам был таким же ребенком? 

— Где можно будет увидеть фильмы, основанные на хронике?

— Мы их отдаем в университеты и школы. Я снял фильм про конструктора авиационных двигателей Павла Соловьева. Его тоже  смотрят у нас во всех школах. Я его не предлагаю ни на какие фестивали. Смысла в этом  для меня не существует. 

— И это говорит человек, создавший «Флаэртиану»?

— Я провожу фестиваль для разработки своей территории, для своих огородов. Меня злит, когда приезжают москвичи, выбивают из местных властей деньги, проводят фестиваль и уезжают. Это вредно для местной аудитории. Так делать нельзя.

— Как вы воспринимаете Пермь? Что это за город?

— У меня были отчаянные попытки уехать. Мне было тридцать лет, и у меня не было ни семьи, ни жилья. Я ночевал в монтажной около года, но  остался в Перми, потому что это типичный российский город.  Мне были интересны люди, то, как они живут. За последние двести тысяч лет человек физиологически не поменялся.  Просто у него появились новые гаджеты. Даже проблема искусственного интеллекта социальная. Почему? Да потому что важно понимать, зачем ты в этот мир пришел? 

Я дважды пытался поступать на режиссуру в Москве. Сначала к Хуциеву во ВГИК, но учиться не стал по личным обстоятельствам. Во  второй раз поступал к Митте на курсы, но ему дали деньги на кино, и он уехал на съемки. Я ткнулся к Глебу Панфилову. Он тогда на Высших режиссерских курсах набирал мастерскую. Панфилов сказал золотые слова, взяв меня за плечо: «Ты откуда? – «Из Перми». – «А по образованию кто?» — «Инженер» — «Если ты хочешь снимать кино, ты его будешь снимать. Я беру к себе людей, которые будут у меня ассистентами». Я ответил, что тоже готов. «Ты в Москве живешь? – спросил Панфилов. —  Нет? Зачем тебе это? Поезжай в Пермь. Все у тебя получится». В общем, с Москвой у меня не срослось, но  благодаря совету Панфилова я вернулся в Пермь и создал независимую киностудию  «Новый курс» и до сих пор там работаю. 

— Вы часто говорите о полезном кино. А что это такое?

— Это кино, которое помогает людям найти свой путь. Как это произошло в свое время со мной. Не посмотрел бы я «Андрея Рублева» в 20 лет,  маялся бы потом на нелюбимой работе. Может быть, спился. Сейчас не могу позволить себе расслабиться. Мне 67 лет, а у меня все еще полно дел впереди. Я даже за здоровьем начал следить. У нас достаточно молодежи, которая самостоятельно снимает кино и  не хочет ехать в Москву поступать  во ВГИК. Фильмы этих ребят, снятые в Перми без бюджета, участвует в международных фестивалях. 

— Ваши ребята не только без бюджета снимают, но, по сути, и без профессии.

— Да, но при этом снимают хорошее кино. У нас есть хороший фотограф международного уровня, который живет в деревне, снимает на полноформатную камеру. Он говорит, что кино его интересует, поскольку это движущееся изображение. Он хочет снять фильм про 13-летнюю дочку фермера, которая дружит с пони.   

— В общем на Урале живут без оглядки на центр  самодостаточные люди?

— Абсолютно. Москва слишком часто вызывает раздражение. Мотивация там у людей совсем другая.  

— Но в любой столице сконцентрированы люди, приехавшие из самых разных мест.

— А ради чего они съехались? Денег заработать? Это не мотивация для меня, а  акт бегства, неправильный поступок. «Где родился — там и пригодился» — верная транскрипция смыла жизни. Понимаю, что обстоятельства бывают разные, и у меня они были. Но я ничуть не жалею, что остался в Перми. 

Источник: mk.ru

Похожие записи