В доме-музее Цветаевой представили подлинники картин и рукописей Максимилиана Волошина

В доме-музее Цветаевой представили подлинники картин и рукописей Максимилиана Волошина

Выставка о «коктебельском отшельнике» как послесловие к лету

В доме-музее Цветаевой открылась экспозиция, посвященная поэту, художнику и философу Серебряного века Максимилиану Волошину. Львиная доля экспонатов, временно размещенных в разделенном «ширмой» выставочном зале, представлена самим музеем Марины Ивановны, оказавшимся на удивление богатым волошинскими артефактами. Всем остальным  поделились Гослитмузей им. Даля, Российский государственный архив литературы и искусства и другие музейные институции, включая мемориальный музей-заповедник «Киммерия М.А. Волошина». В итоге получился проект, который можно признать послесловием к лету.

Кольцо Сергея Эфрона и перстень с коктебельским камнем.

Фото: Иван Волосюк

Совсем недавно в Доме Остроухова в Трубниках прошла «курортная» выставка о европейских поездках Ильи Семеновича. («МК» писал об этом событии в конце июля, когда солнце палило нещадно, у всех на уме были пляжные шляпки, купальные костюмы и билеты на поезд к ближайшему морю.) Дом-музей Цветаевой в соседнем Борисоглебском переулке в конце августа как будто решил подхватить тему путешествий, предложив проект «Я – прохожий». Странствия Максимилиана Волошина». Но сделано это с поправкой на перемену в погоде и в настроении.

Триптих о поэте.

Фото: Иван Волосюк

Кто был в Коктебеле в конце августа, хорошо знает, что к этому времени трава на холмах, воспетых Осипом Мандельштамом («…те холмы, где обрывается Россия/Над морем черным и глухим»), становится пожухлой, темно-желтой. Уголок полуострова, где жил «коктебельский отшельник», лучше всего увидеть своими глазами, в преддверии осени или глубокой осенью, когда мысли об отпуске не мешают чистому созерцанию.

Те, кто попадут в дом Цветаевой в эти дни, узнают о волошинском Крыме только «в пересказе» — но это лучше, чем ничего. Тем более что часть архивных фотографий московским коллегам позволил воспроизвести коктебельский дом-музей. Благодаря этому достигается некий «эффект присутствия», сильнее всего он ощущается возле символического окна — на его створках размещены фрагмент стихотворения «Святой Франциск» и выдержка из поэмы «Святой Серафим». В центре, на подоконнике окна с видом на море (а точнее — на древний вулканический массив Кара-Даг), восседает сам Максимилиан Александрович.

Доказательства пребывания в Европе.

Фото: Иван Волосюк

Под этой наполненной морем и простором фотографией — старинная почтовая карточка с Франциском, литография с Прп. Серафимом Саровским, приручившим медведя, и архивный снимок Волошина с супругой Марией Степановной и их собакой по кличке Юлахлы.

Старший научный сотрудник музея Цветаевой Мария Степанова рассказывает:

— Написав стихотворение о святом Франциске, Волошин начал работать над поэмой о святом Серефиме Саровском. Вероятно, святой Серафим в православной культуре — некий аналог католического святого, отличавшегося сострадательным отношением к животным. Здесь встретились три человека, объединенных одним мировосприятием.

Вторая важная тематическая линия — «отшельничество» и одновременная тяга к собеседникам, свойственные классику. Возле стендов, посвященных кругу друзей Волошина, Мария Степанова поясняет:

Могила Волошина. Архивное фото.

Фото: Иван Волосюк

— Да, он был отшельником. Случались минуты, когда ему в тягость было с кем-то общаться. (В доме поэта для спасения от назойливых визитеров был запрещенный для входа кабинет. — И.В.). Но его можно понять — за одно лето в Коктебель могли приехать до тысячи человек, что делало невозможным работу поэта. Но в то же время он очень любил людей. На вопрос о любимом занятии Волошин отвечал: «Путешествия и разговор вдвоем».

А когда его спрашивали, кто он в первую очередь — поэт или художник, Волошин твердо говорил: «Поэт». Но тут же добавлял: «И, конечно, художник».

Основное собрание картин Максимилиана Волошина хранится в Крыму, но двумя «Коктебельскими пейзажами» и еще несколькими акварелями располагает музей Цветаевой, они на выставке представлены в подлиннике. Особого внимания заслуживает натюрморт, созданный 22 декабря 1924 года и который, вероятно, публика теперь видит впервые.

Поскольку зашла речь о подлинниках, стоит упомянуть экземпляр рукописи перевода Волошина, машинопись его стихотворения с пометкой от руки и другие не менее ценные экспонаты. Как, скажем, первая публикация эссе Цветаевой «Живое о живом», написанного в эмиграции как отклик на смерть Волошина, в одной из стеклянных витрин размещенная в двух версиях — в виде экземпляра издаваемого во Франции русского литературного журнала «Современные записки» и в виде типографского оттиска с пометкой Марины Ивановны: «Сокращала из-за скупости Руднева (главреда «Записок» — И. В.) на место». Здесь же — небольшой листочек бумаги, на котором автор от руки написала вырезанную часть памятной статьи.

Дорожный чемодан и другие атрибуты путешествий.

Фото: Иван Волосюк

Пересечение судеб Волошина и Цветаевой отразилось и в самой трогательной части экспозиции. Именно в Коктебеле впервые увидели друг друга Марина Цветаева и Сергей Эфрон.

В письме дорогому Максу Цветаева напишет, что ее жизнь могла сложиться иначе, если бы «не познакомилась из-за сборника (дебютной книжки стихов «Вечерний огонь») с тобой, не приехала бы в Коктебель, не встретилась бы с Сережей, — следовательно, не венчалась бы в январе 1912 г.»

Вещественной иллюстрацией романтической истории с трагическим финалом (жену довели до самоубийства, мужа советская власть расстреляла) служат обручальное кольцо Эфрона с тоненькой надписью внутри: «Марина». И перстень с сердоликом — его хранила Ариадна Ефрон, так что не исключено, что это тот самый камень, найти который на пляже Цветаева предложила своему избраннику (если найдешь и подаришь, — будешь моим мужем,).

Сегодня от былого самоцветного богатства коктебельских берегов не осталось и следа — все разобрали на память прошлые поколения туристов. Ожерелья и бусинки, продаваемые в лавках у моря, — сделаны в Китае. Настоящими остаются только стихи Волошина, дом на берегу (до него при неспокойном море долетают лазурные капли), памятник поэту и могильный камень на горе Кучук-Янышар.

А еще нам остался голос Волошина — физический, записанный в Ленинграде 27 марта 1924 года Л. В. Горнунгом и Д. С. Усовым, и метафизический — растворенный во времени и пространстве. Сложно сказать, какой из голосов звучит в «видеозале» музея, где на экран транслируют архивные фотографии, а из динамиков раздается авторское чтение двух стихотворений Волошина: «На дне преисподней» и «Неопалимая купина» 1919 года, с призывным советом иностранцам не пытаться ловить рыбку в темной воде русской революции и гражданской войны:

Кто там? Французы? Не суйся, товарищ,

В русскую водоверть!

Не прикасайся до наших пожарищ!

Прикосновение— смерть.

Остается разобраться, почему экспозиция озаглавлена как «странствие». Философия названия вбирает в себя путешествия Волошина по Европе (я не упомянул о чемоданах, дорожных шкатулках и прочем), походы и скитания литератора и философа, не выпускавшего из рук дорожный посох, его духовные поиски и «путешествия по душам людей». 

Источник: mk.ru

Похожие записи