«Мне все равно с кем сидеть — Ельциным, Колем или главарем племени»
С именем Ястржембского связывают невероятную открытость Кремля в бытность президентства Бориса Ельцина и двух первых сроков Владимира Путина. Он был «голосом» МИДа, потом — «голосом» главы государства. При этом ему приходилось комментировать самые страшные события в стране: чеченскую кампанию, теракт в Театральном центре на Дубровке, гибель подлодки «Курск»…
Будучи пресс-секретарем Бориса Ельцина, он не раз помогал ему выходить из разных ситуаций (это ему принадлежат ставшие мемами фразы «президент работает с документами», «у президента крепкое рукопожатие»). Но что за этим всем стояло? И почему он решил навсегда покинуть Кремль, связав свою жизнь с документальным кино?
Накануне 70-летнего юбилея одного из самых ярких политиков России Сергея Ястржембского — откровенная беседа с ним обозревателя «МК».
Фото: Из личного архива
Родовая история «Якоба» и «ястреба женского»
— Правда, что вы родом из польских шляхтичей?
— Фамилия действительно польская. Мой род из средней шляхты (дворянства), которая владела вошедшими в состав Российской империи поместьями под Гродно (Белоруссия) и Киевом (Украина). Но мой прадед их потерял, поскольку распоряжаться не умел (получалось лучше гулять на балах и воевать). Он приехал в Москву, где, будучи католиком, сочетался браком с моей православной прабабушкой (церковь раньше подобные союзы разрешала). А материнская линия — татарская. В ее роду были купцы первой гильдии, которые за доставки зерна в Петербург получили дворянское звание. И выходит, что в моем роду — польская и татарская линии. Получилась, как говорил Борис Ельцин, интересная загогулина.
Но я обо всем этом, а также о репрессиях, которым семья подверглась, узнал относительно недавно. Я погрузился глубоко в историю, изучил архивы (лучше всего сохранились документы в РПЦ). И это все изменило мою картину мира. Появилось ощущение рода за плечами. Это наполнило жизнь новым содержанием, новой гордостью и новой ответственностью.
— Про репрессии вы раньше нигде не рассказывали.
— Они прошли, можно сказать, по касательной. Отца моей матери арестовали в 30-е годы за защиту Русской православной церкви и храмов. Вытаскивал его из тюрьмы один из первых Героев Советского Союза Михаил Громов, который был учеником моего деда (тот был летчиком-инструктором, в годы Первой мировой войны в Галиции входил в состав эскадрильи Нестерова). А деда по отцовской линии уволили из Московского института инженеров транспорта: он был «беспартийный и с подозрительным происхождением».
А мне повезло с родителями. Они выбрали замечательное время, чтобы начать «операцию» по моему появлению на свет. Это был март 1953 года — месяц смерти тирана и диктатора Сталина. Родители очень правильно отреагировали это событие в жизни страны. В результате я появился на свет через девять месяцев с антитоталитарными генами.
— В юности были хулиганом?
— Я был хулиганом до 9-го класса. А потом образумился и начал готовиться к поступлению в МГИМО, куда нужна была хорошая характеристика, утвержденная в обкоме комсомола. И я пахал как общественник на эту характеристику: создал в школе курс лекторов, сам проводил политинформацию по утрам. Дальше я продолжил эту практику в институте. Вместе с моим закадычным другом Алишером Усмановым мы, будучи студентами, ездили по Советскому Союзу, читали лекции, попадали в самые разные забавные ситуации. И неплохо зарабатывали — до 300 рублей в месяц.
«Ястреб женский» в детстве.
Фото: Из личного архива
— А куда такие деньжищи тратили?
— Так вопрос для двух 18-летний парней не стоит. Денег всегда катастрофически не хватало. Вели мы образ жизни, соответствующий студентам МГИМО.
— С Усмановым вы познакомились в вузе или как раз на «гастролях» с лекциями?
— Мы выступали в Узбекистане, в славном городе Маргилане (текстильная столица в ту пору). В зале было несколько сотен ткачих. Вижу, идет секретарь парткома с записочкой в руках. Я заглянул в нее — там написано: «Лекторы Алишер Усманов и Якоб Зумбадерский». Спрашиваю: «Уважаемый, а это кто?» А он: «Это вы, товарищ Якоб!»
— Это же не первый казус с вашей фамилией?
— Конечно, нет. И когда сатирик Михаил Задорнов назвал меня «ястреб женский», он просто повторил то, что мне уже говорили в школе.
С родителями в Ялте.
Фото: Из личного архива
Голос МИДа и тень Ельцина
— Вы были руководителем пресс-службы Министерства иностранных дел. Голос МИДа — это голос Ястржембского? Помните самые яркие заявления, которые вы тогда делали? Соответствовали ли они вашим внутренним убеждениям?
— Начну с последнего: если заявления расходятся с внутренними убеждениями, то надо уходить с работы. У меня не было никаких конфликтов на протяжении моей работы там. Я был очень осторожен, как полагается дипломату. Старался не рисковать. Но были две щекотливые темы.
Первая касалась отношений с Японией. Когда Россия делала первые шаги как «старое новое государство», на «внешнеполитическую поляну» пришло много разных людей. Они были талантливыми, но во внешней политике — дилетантами. И каждый из них, приезжая в Японию в 1991–1993 годы, хотел понравиться японцам, обнадежить по поводу судьбы Курильских островов… В этом плане отличились и министр Михаил Полторанин, и «серый кардинал» Геннадий Бурбулис. Их заявления расходились с позицией МИДа — то есть с позицией государства. Это нужно было отбивать и восстанавливать правильное восприятие вопроса. А поскольку эти люди были гораздо более влиятельны, чем директор департамента МИДа Ястржембский, нужно было быть очень осторожным.
Вторая тема — выдача Эриха Хонеккера в 1992 году. До этого ему грозил арест в Германии, и его вытащили в СССР как личного гостя Горбачева. Потом — августовский путч, уход Горбачева… И российская власть решила его отдать Германии, где его ждали для суда. У него уже была серьезная онкология. Он спрятался в посольстве Чили в Москве. Но под давлением Правительства России его выдали… Это было сложно комментировать, потому что входило в клинч с моим мироощущением.
— Вы как-то рассказывали, что предложение стать пресс-секретарем президента поступило от тогдашнего главы новой администрации Анатолия Чубайса, которому в свою очередь подал идею Игорь Малашенко. Но как именно это было? Приехали к вам в Словакию (вы тогда были там послом)?
— После победы Ельцина на выборах Чубайс и Татьяна Борисовна (дочь Ельцина) стали искать нового пресс-секретаря, чтобы избавиться от людей, связанных с Коржаковым. Игорь Малашенко, который входил в предвыборный штаб, сказал: «Вот у вас есть готовый пресс-секретарь — он был пресс-секретарем МИДа, а сейчас посол России в Словакии». А мы с ним в ЦК КПСС работали. После этого мне позвонил замминистра иностранных дел, сказал, чтоб я срочно вылетал — вызывает Администрация Президента. Я прилетел в Москву. И вот встреча с Чубайсом в его кабинете — он мне предлагает должность пресс-секретаря президента. Я опешил. А он еще добавил, что приступить надо немедленно. Я ответил, что, согласно дипломатической практике, мне нужно сдать дела, то-се — это месяц. Он сказал, что надо это обговорить с Борисом Николаевичем. Ну и на размышление я попросил два дня. Чубайс ответил: «Даю сутки». Вышел, встретил Татьяну Борисовну со словами: «Сергей, рада познакомиться! У нас на вас большие планы». Это был дополнительный стимул. Поехал я к Усманову, посидели вечерком за «чашкой чаю», и к утру предложение было с благодарностью принято.
С бойцами в Чечне.
Фото: Из личного архива
— Какой была ваша первая встреча с Борисом Ельциным?
— Он меня знал до этого как посла (приезжал в Словакию с госвизитом). Борис Николаевич хорошо воспринял меня как кандидата на пост своего пресс-секретаря. Он спросил: «Какие условия у вас?» Я ответил, что президенту условия не выдвигают. «Ну хорошо, хорошо. Какие у вас пожелания?» «Пожелания два. Первое — иметь прямой контакт с вами, чтобы не было посредников, искажающих ваши мысли. Второе — ежедневные обзоры прессы, телевидения, радио, информационных агентств должны быть предельно честными. Мы не будем ничего ретушировать — мы будем давать как есть то, что говорит и пишет страна. Тогда вы будете знать настоящее общественное мнение». Поясню: то, что делала предыдущая пресс-служба, это был кошмар. Можно было представить, что Россия — это райская страна Баунти, где вообще нет никаких проблем и жить сплошное удовольствие. Борис Ельцин согласился.
— Как часто вы с ним общались? Понятие «быть рядом с ним» — это буквально стоять за спиной, сидеть на соседнем стуле?..
— Общались мы с ним очень плотно. Особенно это касалось поездок. Я отвечал за внешнюю политику и плюс пресс-секретарство. Я был тенью Бориса Николаевича (у него было несколько теней — так вот, я одна из них). Должен был всегда быть под рукой. Было много ситуаций, когда нужно было реагировать, расшифровать общественности сказанное президентом.
— Ельцин про вас говорил, что вы хорошо умеете истолковывать. Он ценил вас за это? Слышали от него в свой адрес претензии, что «не то» сказали? Вообще начальник вас часто отчитывала, ругал?
— Ценил — думаю, да. Слово «ругал» вообще не подходит. Журил, да и то ласково, один раз во время работы. Это было связано с нашими обзорами, где было все — от правого либерализма до национал-патриотизма (в лице Проханова, Кургиняна и прочих деятелей). Они его не щадили — и получается, что мы его не щадили. И как-то, видимо, Бориса Николаевича достала большая концентрация критики. Он утром меня к себе вызвал. Взял брезгливо «ножницы» (мы так называли буклетик, состоявший из газетных вырезок) и сказал: «Как почитаю все, что вы тут пишете обо мне, сразу настроение на день портится!» И бросил в мусорную корзину. Я сказал: «Приношу извинения. Понимаю, как вам тяжело читать все это, в том числе пургу. Но это весь спектр общественного мнения, вы видите все точки зрения на вас — от комплиментарных до хулительных. Если хотите, мы можем сократить количество хулительных или вообще их отсечь. Но вы помните, я говорил, что считаю: руководству страны важно знать, что о нем думают». Он ответил: «Оставьте как есть. Но лучше работать надо, лучше!» Я сказал на это, что «принято, будем работать лучше».
Самое смешное, что я ничего не изменил, но на следующее утро обзор прессы оказался более ровным. Борис Николаевич звонит по телефону: «Вот видите, захотели — все получилось». Он посчитал, что мы за день изменили информационную картину.
— Наина Иосифовна переживала, когда читала негативную информацию о президенте?
— Очень. Когда в палате лежал Борис Николаевич, она взяла эти наши «ножницы», с горечью сказала: «Сергей Владимирович, ну посмотрите, что пишут. Ну что это такое?..» Но она никогда не вмешивалась в работу пресс-службы. Нам очень повезло с первой леди. Она человек удивительного такта. Я желаю ей активного долголетия.
На встрече с папой в Ватикане.
Фото: Из личного архива
— Какой он для вас — первый Президент России?
— Я относился к нему с большим пиететом и старался беречь. У меня даже какое-то сыновнее чувство было к нему. Так получилось, что за полтора года до того, как я начал работать с ним, умер мой отец, и в какое-то степени произошло такое замещение. Это восприятие сохранилось до последнего дня. Кстати, незадолго до смерти он и Наина Иосифовна были у меня дома в Подмосковье. Мы потрясающе посидели. Он тогда в первый раз увидел мою коллекцию охотничьих трофеев, это произвело на него сильное впечатление.
Но то, что он был непредсказуемым, это очевидно. То, что он был с крутым характером, — тоже. Можно было что угодно ему советовать, а он мог выйти и сказать ровно противоположное.
— И потому работать было сложно?
— Непросто, но это был один из вызовов. А главный вызов касался его здоровья. Ельцину было сложно высиживать переговоры с учетом его состояния, он мог часто смотреть на часы… Мы должны были это заранее учитывать — это было частью нашей работы. В целом для меня это был очень крутой опыт. Я задействовал весь свой потенциал, выкладывался на работе на 150 процентов.
— Несколько ваших цитат стали мемами. А вам самому какие нравятся?
— На первом месте, пожалуй: «Я только что от Бориса Николаевича, вам всем привет, у него крепкое рукопожатие». Оно было потом обыграно многими, но лучше всего — «Московским комсомольцем». Когда я увидел гениальный шарж Алексея Меринова, я умирал от смеха все утро. Художник изобразил президента лежащим в гробу, врач дотрагивается до руки и говорит: «А рукопожатие у него крепкое». Я до сих пор не могу сдержаться, вспоминая это (смеется). Ну и стране эта фраза тоже понравилась. А мне надо было выкрутиться — я выкрутился. У Бориса Николаевича действительно всегда было такое рукопожатие, что пальцы трещали.
На втором месте — «президент работает с документами». Это было правдой. В каком бы состоянии он ни был, в день хотя бы одну бумагу подписывал. Первое, что он сделал, когда пришел в себя после операции на сердце, — подписал указ о передаче полномочий от Черномырдина обратно себе. Это и есть работа с документами. Так что хотите верьте, хотите нет, но он всегда работал с документами.
Третье — меня достали вопросами в духе «вот если бы». Пример: «Если бы президент принял вот такое решение…» Я придумал фразу, после которой от меня отстали: «Я в режиме «если» не работаю».
— А как же фраза: «Здесь все ложь — от первого слова до второго»?
— Не помню, по какому поводу мог ее сказать. Это в духе Виктора Степановича Черномырдина, но мне это нравится.
Съемки фильма в Индонезии.
Фото: Из личного архива
Как отказать Путину
— Информационная машина Кремля — какой она была при Ельцине и как сильно изменилась при Путине?
— Сильно изменилась. Начнем с того, что президенты очень разные. Один старался побыстрее завершить любую пресс-конференцию, другой проводил многочасовые прямые линии со страной.
Информационная машина меняется и в зависимости от личности пресс-секретаря, его взглядов (кто-то с либеральными, кто-то с авторитарными, кто-то посередине) и представлений о работе (кто-то все время на виду, под камерами, а кто-то выбирает незаметный стиль общения с журналистами).
При Путине было создано по моей инициативе Информационное управление для быстрой реакции государства на кризисные ситуации. Я считаю, что оно было крайне необходимо. Вообще в эпоху Интернета, когда весь мир питается огромным количеством слухов, фейков, вбросов, только выросла потребность в быстром реагировании государства. Я думаю, что до сих пор эта проблема в России не решена.
Что касается информационного управления и пресс-службы — у них были разные задачи. Последняя транслирует все, что исходит именно от главы государства.
— Комментировать военные конфликты — самое тяжелое, что может быть? Вы как-то сказали, что приходилось обманывать, потому что это было частью «решения больших задач».
— Три ситуации было очень сложно комментировать: чеченскую кампанию, гибель подлодки «Курск», теракт в «Норд-Осте». Приходилось выходить на авансцену, не обладая всей информацией. Силовые ведомства, особенно по Чечне, не торопились делиться ею, и я многое узнавал от иностранных журналистов.
Наши силовики особенно утаивали информацию, когда речь шла о негативных ситуациях. Старались перекинуть ответственность друг на друга. Мы пытались их убедить: берем на себя ответственность за реакцию страны на ту информацию, которую выдаем. В итоге нам удалось выстроить координацию. Информационную повестку внутри страны мы определяли. Это очень важно в условиях военного конфликта.
Что касается дезинформации — в хоть антитеррористической операции это часть игры: введение в заблуждение противоположной стороны. Пускать пробные фейковые информационные шары — этим занимаются абсолютно все. Было бы глупо это не использовать, не способствовать спасению хотя бы одной жизни российского бойца благодаря тому. Я считал и считаю это оправданным.
— С Владимиром Путиным взаимодействовать было легче, чем с Ельциным? Все-таки он моложе, здоровее (и потому не приходилось говорить, что он «работает с документами»)…
— Сложности могут быть независимо от личности президента. Всегда ведь есть большое количество персоналий, которые пытаются играть в свою игру, которым ты неудобен. Но тут важно уметь защищать себя и своих сотрудников.
В целом, что касается восьми лет, проведенных с Путиным, — было полное доверие со стороны президента, карт-бланш по выполнению его поручений. По некоторым сложным ситуациям я вправе был ждать если не взбучки, то каких-то замечаний, рекомендаций, как надо было делать. Но этого не было. Президента устраивало все, что я делал. Когда мне была нужна какая-то оценка, телефон всегда выручал (надо было только знать, один президент в кабинете или нет). Мне было комфортно работать, хотя я не являлся лицом, вписанным в ежедневную повестку президента, как это было с Ельциным.
В целом же, если вспоминать первый срок президентства Путина, то работа по интенсивности была сравнима с работой с Борисом Николаевичем. С точки зрения вызовов, стресса, адреналина. А когда я работал с Европейским союзом, это была такая синекура (должность, не требующая особого труда. — Прим. авт.). Спокойная, размеренная. Дипломатические встречи с коктейлями. От саммита к саммиту…
Но на фоне рутинной дипломатической работы мы создали неформальную площадку для отношения с Италией. По поручению Путина и Берлускони мы создали так называемый форум-диалог «Россия–Италия». Привлекли туда крупных предпринимателей, культурных деятелей, представителей РПЦ и Ватикана. На площади Сан-Марко в Венеции и Вероне танцевали казачьи и чеченские коллективы… В общем, порезвились.
— Правда, что Путин просил вас остаться с ним, а вы отказались?
— Владимир Владимирович действительно пригласил поработать вместе с ним в правительстве. Но мне хотелось уже вырваться на «вольные хлеба». Поэтому я поблагодарил за приглашение, но настоял на своем уходе. Он отреагировал с очевидным неудовольствием, однако пожелал мне удачи. С тех пор мы больше не виделись.
На съемках в пустыне Калахари.
Фото: Из личного архива
— До сих пор ходят слухи, что была веская причина вашего ухода из Кремля. Может быть, сейчас расскажете, наконец?
— Хотите верьте, хотите нет, но даю 1000 процентов: это было мое решение. Я обещал своей тогдашней супруге, что после двух сроков президента Путина уйду с госслужбы и мы уедем в Италию. Я как мужчина сдержал слово. И приобрел в качестве места жительства потрясающую страну, которую люблю.
— А что ответите тем, кто считает это непатриотичным?
— Главное богатство человека — это здоровье и свобода, в том числе свобода распорядиться своей судьбой. 30 лет — достаточный срок, чтобы отдать должное своему государству. Я отпахал эти 30 лет. Я ничего никому больше не должен.
«С вождями племен мне хорошо, как с президентами»
— Не жалеете, что ушли из политики?
— Никогда. Я благодаря этому прожил вторую жизнь. Я устремился в мир фотографии и документального кино, создал студию «Ястребфильм». Мы сняли почти 70 документальных фильмов. Больше 20 из них получили международные награды. Получили два российских «Золотых орла». Я побывал в десятках экзотических стран, к примеру, в Папуа — Новой Гвинее, Непале, Чаде, Боливии, в партизанских районах Бирмы… Оказывался в таких передрягах, в какие никогда бы в жизни не мог попасть, если бы остался на госслужбе. Мы как-то снимали фильм о жизни бушменов в пустыне Калахари. Я сидел у костра с вождями, они были колоритные — в набедренных повязках, украшенные татуировками… И мой сотрудник тогда сказал: «Да вам без разницы, с кем сидеть, — с Ельциным, Гельмутом Колем или с вождями племен». И это было правдой.
— Понимаю, что все фильмы — как дети, но какой самый дорогой для вас?
— Последний, «Надежды выстрел». Мы в нем доказываем парадоксальную истину: у дикой природы будет будущее, если сохранится природосберегающая охота. Охотники являются самыми главными заинтересованными людьми, защищают природу и инвестируют в ее сохранение.
— Друзья юности, как мне кажется, самые верные и проходят через всю жизнь. Вы сохранили друзей?
— Чище отношения в молодости. Они не конъюнктурные. У меня два друга школьных с 1961 года. Целая плеяда друзей с института — с 1971 года. А когда увлекся охотой, появились еще друзья (как повелось говорить, среди настоящих охотников нет плохих людей). В общем, мне повезло: друзей у меня много, и они составляют мою силу.
— Забегая вперед — они приедут вас поздравить?
— С учетом сложившихся международных обстоятельств — лучше я поеду в Москву. Так будет проще. И мы отметим.
— Вы ни про кого не сказали плохо. Это дипломатия или натура?
— Не могу сказать, что у меня розово-пушистое отношение к людям. Нет. У меня есть своя галерея негативных героев. После 30 лет госслужбы странно было бы, если бы ее не было. Но я эту галерею сохраняю при себе. А так стараюсь окружать себя людьми, которые мне приятны. А тех, у кого негатив доминирует, стараюсь удалить из своей жизни. Ну зачем себе портить настроение?..
— Вы считаете себя счастливым. И как-то сравнили себя с Братцем Лисом. А какие советы дал бы Братец Лис людям, чтобы они были счастливыми?
— Любую ситуацию поворачивать с пользой для себя. Не унывать. Уметь выходить из зоны комфорта. Чувствовать интерес к жизни, азарт. Любить. Недавно мое сердце опять наполнилось этим чувством, я очень рад этому.
Вообще любовь — это главное. Любовь к четверым детям и двум внукам. Любовь к сестре, которую я обожаю. К друзьям.
— С юбилеем, Сергей Владимирович!
